Он же (ну не могу удержаться): «Самое интересное в критике „Нового мира“ — это раздел „Периодика“ Андрея Василевского. Там сводятся и ненавязчиво критически осмысливаются высказывания авторов двух примерно десятков газет и журналов. Ежемесячное чтение этой „Периодики“ лично мне доставляет истинно художественное и утешительное наслаждение. Это такая палата № 6, свихнувшаяся „Литгазета“ советских времен, где Василевский добрый и чуткий, но и, как водится, несколько ироничный главный психиатр. Он выслушивает горячечные монологи больных по всем палатам (не исключая Басинского. — А. В.), на большинство из них ничего не отвечает, но некоторых не совсем безнадежных больных все же поправляет. В итоге возникает иллюзия своеобразной терапии».
Дискуссию о критике продолжает Лев Пирогов: «Глупому недостаточно. Что есть критика от Белинского до „младоботаников“» — «Литературная газета», 2003, № 29, 16–22 июля.
Павел Басинский. Смиренник-аристократ. — «День литературы», 2003, № 6, июнь
«Кублановский как бы „безупречен“. У него нет откровенно плохих стихов. У него безукоризненный поэтический слух, он никогда не мазнет кистью куда не следует. На его стихах хорошо тренировать молодых стихотворцев, показывая, „как это сделано“ <���…>».
См. также стихи Юрия Кублановского: «Новый мир», 2003, № 5; «Континент», 2003, № 116
Татьяна Бек. Выдры из Вырицы и тыдры из Тырицы. — «НГ Ex libris», 2003, № 23, 10 июля
«Вовсю расцвела faction, литература факта, основанная на реальных сюжетах, на весьма прозрачных персонажах, когда прототип очевиден, или даже на вполне конкретных именах — но при этом оставляющая за собою полнейшее право на свободную интерпретацию, на каверзное смещение документа, на фантазию…»
«Анна Андреевна Ахматова говорила, что прямая речь в мемуарах должна быть уголовно наказуема, имея в виду даже тех вспоминателей, которые эту прямую речь слышали лично. А что делать с [Михаилом] Синельниковым, чье повествование [„Там, где сочиняют сны…“] пестрит развязными диалогами выдающихся людей, коих он и в глаза не видел?»
См. также: «Пейзаж резко меняется в четвертой части [книги Дмитрия Бобышева „Я здесь“] — с явлением героя. То есть антигероя. То есть Бродского. История „любовного треугольника“ (столь долго передаваемая полушепотом и намеками) изложена с неостывающей яростью, а соперничество в любви подсвечено мощным светом литературного расхождения. <���…> Бобышев не может (не хочет, не умеет) прощать Бродского — его „человекотекст“ работает на уничтожение. Бродский худо вел себя с возлюбленной. Бродский вообще худо себя вел. О литературе неправильно думал. С собой все время носился. Биографию ему делали. Нобелевскую премию неведомо за что получил. И если был хорошим поэтом, то только тогда, до всего… Насколько ненавистен Бобышеву Бродский, настолько дорога ему Ахматова. Здесь царит одно чувство — любовь», — пишет Андрей Немзер («Время новостей», 2003, 127, 15 июля ).
Владимир Бондаренко. Мертвым не больно. — «Завтра», 2003, № 27, 1 июля
«<���…> если бы на Василя Быкова и на самом деле оказывали хоть малейшее давление белорусские власти, кто мешал ему приехать в Москву, где писателя бы на руках носили все российские либералы? <���…> И печатали бы каждую его строчку хоть в „Новом мире“, хоть в „Знамени“. <���…> Василь Быков сам добровольно выбрал солидные европейские гранты в Германии, в Финляндии, в Чехии. Вольному воля. В той же Германии сейчас живут десятки российских писателей, никто их (да и прежде всего они сами) изгнанниками не считает. И все же я им восхищен, Василем Быковым: уже зная о смертельной болезни, преодолев все боли и тяготы, умирать он приехал на родину, в родную Беларусь. Есть же немало примеров, когда так до завещанного Васильевского острова и не добираются. <���…> И люди забудут перестроечные политические зигзаги Василя Быкова, его упоенность открывшейся свободой (не он один из наших талантов сгорел в этом пламени безудержной свободы), все наносное на самом деле минет, а окопная правда героических повестей и романов Василя Быкова останется навсегда».
Ср.: «Автор честных и талантливых книг прожил свои последние годы без родины. От Лукашенко можно было бы сбежать и в Россию, но он „выбрал свободу“ в перерасчете на гранты. Это можно понять. В России он был не нужен. Ее новая государственная политика предусматривает отказ от стыдного советского прошлого. <���…> Несмотря на все свои „демократические убеждения“ писатель Быков был здесь не ко двору — с его-то нелепым постколониальным языком и докучливым военным прошлым», — пишет Лев Пирогов («Армагеддон попс» — «НГ Ex libris», 2003, № 22, 3 июля ).
Читать дальше
