Другим опрометчивым шагом на западном направлении было, по-видимому, присоединение Галиции в 1939 году — глубоко окатоличенного края, со времен Киевской Руси никогда не принадлежавшего России. Когда рассыпался СССР, Галиция (это четыре или пять областей) со всей доступной ей энергией потянула Украину «прочь от Москвы».
В результате Украина оказалась глубоко расколотой по географическому признаку; настолько, что, по мнению некоторых авторов, говорить о единой нации можно только с большой долей условности. «Лишь треть населения Украины, — утверждает, например, Рябчук, — имеет четкое национальное самосознание… Две трети — это не россияне и не украинцы, это „местные“… Потенциально они могут стать и россиянами, и украинцами, и даже гражданами Киевской Руси, а могут и сотворить — сколотить какую-то свою, херсонскую или криворожскую, нацию (наподобие „крымской“, которая, похоже, творится на наших глазах)». Особенно далеки друг от друга, чтобы не сказать враждебны друг другу, восточные украинцы и «западенцi», «бандерiвцi», которые, с точки зрения первых, «випендрюються», пытаясь говорить на своем «правильном» (то есть еще в XIX веке нарочито полонизированном) языке за всю Украину.
Можно сказать, что в этом конкретном отношении Украина как раз движется в сторону Европы, где мало-помалу размывается общенациональное (немецкое, итальянское и т. д.) чувство и, наоборот, усиливается чувство своей областной принадлежности.
В целом тяга украинской интеллигенции (или по крайней мере той ее части, чьи взгляды отразила «Апология Украины») в сторону Европы, конечно, сохраняется, только за последнее десятилетие она стала более выборочной. Многих нынешняя Европа отталкивает: если коротко — изменою своей собственной сущности. Если подробнее — равнением на американские модели, самодовольством толпы, проистекающим отсюда падением нравов; «брюссельской бюрократией», наконец. Такое отношение к Европе, точнее, к западной ее половине ныне разделяется частью интеллигенции в других странах Восточной (бывшей подсоветской) Европы, включая и саму Россию.
В то же время некоторое охлаждение в отношении Европы отнюдь не сопровождается (речь идет по-прежнему об авторах «Апологии Украины») потеплением чувств к восточному соседу. Напротив, вызывает настороженность процесс «белорусизации», как его называют, Украины — экономической экспансии России, проводимой теперь уже на капиталистической основе: более мощные российские олигархи скупают на Украине собственность и привязывают к себе тамошних олигархов, которым «западенская» символика незалежности не мешает ставить «себекарманные» интересы выше всего остального.
Не прибавляет симпатий к России возрождаемая у нас советскость. В этом отношении с авторами «Апологии», кажется, солидарна украинская интеллигенция в своем большинстве.
Другой аспект. Как это ни парадоксально, волны американизации идут не только с запада, но и с востока: русскоязычная Украина воспринимает их через русский шоу-бизнес, более вульгарный и более циничный, чем западный. В этом еще одна причина, почему украинская интеллигенция поворачивается к нам спиной.
Главная беда Украины, с точки зрения авторов сборника, — отсутствие национальной идеи, еще более заметное, чем в России. На мой взгляд, вопрос лежит несколько глубже. Национальная идея — это все-таки уже сознательный конструкт. Речь должна идти о выявлении фундаментальных интуиций, о новом их озвучивании, которое позволило бы продолжить движение в сторону гражданского общества западного классического типа и в то же время позволило бы восстановить историю теснейших связей с Россией (в основе коих — не только и даже не столько исхождение от одного этнического корня, сколько православие).
Жан-Франсуа Лиотар писал, что Большой нарратив европейской истории не только допускает, но и предполагает существование, равно для больших и малых народов, неких petits récits, «рассказиков», «побасенок», плотно заполняющих собою европейский хронотоп. Petits récits, утверждает Лиотар, таковы, что их нельзя использовать; напротив, это они используют нас, чтобы выразить себя. Надо лишь суметь сообразовать их с наступившей новью (к России это относится так же, как к Украине). В противном случае получится как у Гоголя, где сорочинский заседатель, чтоб ему не довелось больше обтирать губ после панской сливянки, так неудачно выбрал место для ярмарки, что, кажется, никакое дело там не выгорит и о любом парубке, что там толчется, можно сказать, «ще спереду i так, i так; а ззаду, ей-же-ей, на черта!» («что спереди он еще так-сяк, а сзади, ей-же-ей, похож на черта!»).
Читать дальше
