Дэвид Мэдсен - Откровения людоеда

— Пусть другие готовят свои блюда, — сказал он, величественно размахивая своей сигаретой, — но Криспу создавать их!

— Вы слишком добры, — сказал я, принимая во внимание содержание его небольшой речи, но только слишком сильно опасаясь его явной театральности.

— А теперь я спою для вас.

— Споете?

— Ну конечно! Это меньшее, что я могу сделать…

— После такой скромной и приемлемой пищи, вы имеете в виду.

— О, Крисп, не дразните меня!

Затем довольно неожиданно и к моему сильному смятению он поцеловал меня в обе щеки в европейской манере, его толстые маленькие губы оставили два мокрых круга на каждой стороне моего лица. С усилием я удержался от искушения вытереть их рукавом. Я уловил слабый запах Notte di Donna, дорогого аромата, который предпочитали состоятельные римские матроны.

— Но здесь нет фортепиано, — сказал он.

— Нет. Это ресторан, мистер…

— Херве. Герр Генрих Херве.

Имя скатилось с его языка словно пышная, звучная декламация.

— Геррр Генрих Херррве, — снова сказал он, явно испытывая удовольствие от этих звуков. Хотя здесь было нечто большее, чем просто удовольствие — здесь также было предвкушение; я думаю, он ожидал, что я слышал о нем.

— Ах да, Херве, — пробормотал я, — Херве. Я думаю… да… да…

Кажется, это удовлетворило его.

— Я пришлю вам билеты на мой концерт на следующей неделе. Я пою для Amici di Germania — небольшого частного светского общества здесь в Риме, к которому я имею честь принадлежать.

— Как мило.

— А теперь я буду петь. Без фортепиано. Анджело — мой чемодан!

И он запел.

Он начал с «Till Havs» Нордквиста, проникновенно напевая мощным басовым баритоном с раздражающим вибрато, заметно возрастающимо, когда он пел громче. Но вот приблизилась мелодичная кульминация, и уже нельзя было сказать с уверенностью, попадает ли он в ноту или просто игнорирует ее — я полагаю, что имело место последнее. За «Till Havs» последовала «Svarta Rosa», испытание творениями Шуберта, включая «Die Fiorelle», «Standchen» и «Die Bose Farbe», затем «Ideale» Тости и — с ошеломляющей неуместностью, «Abide With Ме». Закончил он исполнением «Old Man River».

Несколько посетителей, которые остались (один или два поспешно закончили свою трапезу, заплатили по счету и отбыли во время представления), казалось, оцепенели; мужчина, сидевший рядом с дверями на кухню, предпринял нерешительную попытку устроить овацию, но не нашел отклика. Анджело, «спутник» Генриха, засвистел сквозь зубы. Я не сомневался, что знакомство между этими двумя начиналось и подходило к концу в пределах этого вечера, с обменом физическими флюидами и холодным расчетом.

— Впечатляющее представление, да? — сказал Генрих без следа стыда.

— Непревзойденное, я бы сказал. Я никогда не слышал ничего похожего на это.

Так как Генрих не мог себе представить, что кому-либо не понравилось его представление, он воспринял эту фразу как комплимент.

— Спасибо, Крисп, мой дорогой друг. Дорогой фуг? Лишь только мы познакомились?

— Зови меня Орландо.

— Орландо! Как в английском кафедральном соборе эпохи Тюдоров!

— Это был выбор моей матери.

Довольно нелепо, но с волнующей точностью он пробормотал:

— Твоя мать была гением.

— Я всегда так думал.

— И я буду петь для тебя каждый вечер, мой дорогой Орландо.

— Что?

— Да. Здесь, в этом заведении. Я произведу сенсацию.

— Я не сомневаюсь в этом ни на мгновение…

— Подумай о своих посетителях!

— Уже думаю.

— Ты, конечно же, поставишь пианино…

— Послушай, — сказал я, — не может быть никакой речи о твоем пении в моем ресторане…

Тут внезапно отношение Герра Херве изменилось — едва различимо, я признаюсь, даже не тонким намеком, а явно и ощутимо. Я не могу достаточно точно подобрать слова, чтобы описать это, но это было словно одно из этих неожиданных движений в шахматной партии, которое внезапно превращает проигравшего в победителя. На его губах промелькнула улыбка, и его очки со значением сверкнули.

— Можем мы поговорить с глазу на глаз, мой дорогой Орландо?

— Мы уже говорим с глазу на глаз, — сказал я. — Почти все посетители ушли, и это не мое дело, говорить тебе — друг — остаться или уйти.

Генрих крепко сжал меня за локти и потащил меня в сторону, беспорядочно распахивая руки в театральных жестах, указывающих на конфиденциальность. Он приблизил свое лицо к моему.

— Позволь мне сказать тебе, — начал он, — что некоторое время назад я был в Лондоне для того, чтобы дать сольный концерт в Уигмор-Холле [146] Лондонский концертный зал; используется для концертов камерной музыки. Открылся в 1901-м году. …