Юрий Бригадир - Сердце Анубиса

– Я чуть раньше. Соскучилась. Есть хочешь?

– Ага… Я тебе письмо написал. Прочитать?

– Конечно… А что это за дурдом в воздухе?

…Химеры окружают нас. Они глядят нам вслед, караулят в темных переулках, они готовы напасть или красться за нами или сосать из нас кровь. Они – такие, какими мы их себе представляем. Собственно – это мы сами. Наш мир буквально набит по горло сотнями, тысячами, миллионами невидимых существ, имеющих на нас такое же влияние, как и физические вещи. Что мы о них знаем? Считается, что ничего, или почти ничего. А недавно я понял, что мы знаем о них очень многое. Все дело в уровнях (воплощениях, ипостасях и т.п.). Ну, скажем, цветок – это и биологический объект, и сложная геометрическая фигура, и поэтический образ, и еще много чего. Тоже и человеческое сознание. Уровень бодрствования, уровень наркотического изменения, уровень глубокого сна, уровень быстрого сна… И уровень смерти. И еще какие-то. Сколько раз, проснувшись, я осознавал, что только что – секунду, полсекунды назад я забыл важную вещь из того уровня. Словно кто-то не дает проникнуть нашему абсолютному «я» из одного состояния в другое, словно кто-то оберегает нас от знания нас самих. И как-то до меня дошло, а потом это я уже прочитал, что на разных уровнях нашего сознания мы сами разные. И как два отдельных человека (даже близких!) имеют друг о друге только приближенное представление, так и два уровня (воплощения) одного человека могут дублировать друг друга, в чем-то быть сходными; но ведь могут быть и разными и даже враждебными. Тогда вопрос – где бродит это чужеродное состояние во время жизни другого? Может быть, спит в коконе, цисте, споре; может, живет одновременно в соседнем купе уходящего под откос поезда? Вот они – химеры. Вот что рождает чудовищ с глазами ангелов. Вот что витает в воздухе и вот что убивает наши физические тела. В этом хаосе общего вагона, где все временное – и сам поезд, и попутчик, и даже проводник, нет места доброте. Но ведь мир живет, с трудом, но живет. Значит что-то его организует и значит кто-то приручает этих химер. Я раньше думал – жесткая сила, Космическая Овчарка, Начальник Поезда, единственный, кто знает – куда мы едем и, значит, в конце концов – это страх. Но страх не может творить. Заставлять может, разрушать может тем более. Но творить – нет, это не в его власти.

Ты ответишь сама на этот вопрос, я не буду тебе мешать. В этом поезде, грохочущем, огромном, обуреваемом гордынями никто не знает, что Начальника Поезда давно нет. В его служебном купе испарился чай и стучит ложечка о край стакана, стучит уже целую вечность. И лежит на столе форменная фуражка с непонятной кокардой смерти. А рядом открытый блокнот и страница в нем белая, как и миллион лет назад. Впиши туда слово, я знаю – ты можешь. Ты теперь все можешь, потому что я тебя выдумал.

Выдумал, как сотни других существ, нежных и сильных, гордых и сверкающих, цвета воды и цвета летней ночи. Это моя боль и мое откровение. И ты перестала быть прежней. И живут в сердце моем рыжие твои звезды.

Мир темен и угрюм. Сух и беден. Громаден и нелюдим. Я – Одинокий Ветер, проходящий тенью сквозь время и пространство. Путь в темноте. Путь в никуда. Путь, который мне предначертан. Безымянный путник среди чуждых ему планет. Я смотрю – как меняется мир, я впитываю его, я сознаю его совершенство даже в черных его красках. Я выдумал тебя. Я нарисовал твой портрет, я сделал тебе грим, я вылепил твой образ из глины. И пока ты рядом со мной, в эти краткие, всегда краткие для меня, промежутки времени – мир меняется. И мы меняемся вместе с миром. Ради этого стоит иногда не видеть тебя, ради этого стоит идти в темноте, ради этого стоит жить и, наверное, умереть…

Мы с Лисой убирали пух с перьями часа полтора. То есть сначала мы убирали с пола, потом ждали – когда приземлятся остатки и убирали еще. Туман в этом участия не принимал. Он гордо изучал на улице уже начинающие умирать сугробы. Потом Митрич выпустил Грея с Каратом. Уже втроем они пошли на обход территории. А черный убийца сидел все время в углу комнаты и хотел спать. Он засыпал сидя, ронял голову, но вдруг вскидывал ее и угрюмо смотрел перед собой. За окном стемнело напрочь. Лиса сидела перед щенком на полу, обняв свои колени и смотрела на него. Я подошел, сел рядом.

– Он не страшный, – сказала Лиса. – Кем он станет? Все-таки – гены. Память крови. А вдруг тоже будет убивать? Он не страшный, но я его боюсь… Я не смогу его полюбить, Ветер. Не обижайся. Может, отдать его?