Леонид Сергеев - Летние сумерки

Теперь дома его раздражала безропотная покорность жены, ее вялый, пригашенный темперамент, ее вечно извиняющаяся улыбка и даже избыток нежности. Их отношения казались ему каким-то притворством, а вся семейная жизнь — «заменителем счастья, высоким обманом», как выражалась медсестра. Все чаще он возвращался домой к полуночи.

Жена обо всем догадывалась, каждый раз взволнованно оглядывала его, но старалась делать вид, что ничего особенного не происходит. Она мужественно сносила измену, но засыпала в слезах.

В выходные дни они почти не разговаривали, если он что-либо и говорил, то с явной неприязнью, после чего жена съеживалась, краснела, ее подбородок дрожал, а руки нервно теребили одежду. Случалось, он и в выходные дни, под разными предлогами, уходил из дома. Он особенно и не скрывал свой «роман», и вскоре о медсестре узнали его сослуживцы и знакомые.

В начале лета он сказал жене:

— Мы должны отдохнуть друг от друга. Могу я хотя бы раз в жизни провести отпуск один?

Она потупилась и спросила дрогнувшим голосом:

— А как же я? Дочь поедет в лагерь, а что буду делать я?

— Возьми путевку в санаторий, — безжалостно ответил он и вскоре уехал с новой знакомой на юг.

И вот теперь ощущение легкости не покидало его — казалось, он сбросил тяжелый груз, который долго тащил по однообразной унылой дороге.

Она предложила остановиться в Гурзуфе. Он хотел бы провести время в спокойном, укромном уголке, но она сказала, что Гурзуф самое красивое и веселое место на побережье.

Они въехали в Гурзуф поздно вечером, но в городке никто не спал; в домах горел свет, из ресторана слышалась музыка, повсюду гуляли шумные компании. На улицах стоял сухой жар.

— Там, около автостанции, старухи всегда ждут квартиросъемщиков, — со знанием дела сказала она, показывая рукой в сторону, где за кипарисами виднелись яркие фонари.

Они сняли комнату недалеко от моря, в доме из белого туфа. Распахнув окно, она убрала из комнаты «неэстетичные безделушки» и разложила на столе и подоконнике свои вещи.

Он проснулся, когда солнце уже светило высоко над горами и все отдыхающие давно были на пляже. Она стояла во дворе умытая, причесанная, в оранжевых шортах и пестрой рубашке, и о чем-то разговаривала с хозяйкой. «Какая она красивая, — подумал он. — И сколько в ней энергии и жизненных сил. А хозяйка, наверно, в полном недоумении, что нас связывает. Впрочем, если разобраться, я еще вполне молодой мужчина, и рядом мы неплохо смотримся — экспансивная девушка и спокойный мужчина». В приподнятом настроении он вышел из комнаты.

— Сразу видно, вы прирожденный лентяй, — полушутливо ответила она на его приветствие. — Мужчина, который привык работать, просыпается рано. Утренние часы самые продуктивные для работы.

— В городе я каждый день встаю в половине восьмого.

— А я в семь. Завтра вас подниму чуть свет, пойдем в горы.

— Ты диктатор, тебе нужно было родиться мужчиной. Неужели на отдыхе нельзя пожить без всякого режима?

— Я за активный отдых.

Они позавтракали в близлежащем кафе и отправились к морю. День был знойный. У домов на лавках, накрыв головы платками, дремали пожилые отдыхающие; по набережной, разморенные жарой, взад-вперед лениво слонялись отдыхающие средних лет; молодежь потягивала прохладительные напитки за столиками в открытых кафе. Весь Гурзуф напоминал огромную театральную сцену.

На пляже было многолюдно. Переодевшись, они искупались и, чтобы не обгореть, устроились под тентами, среди уже сильно загоревших курортников. Он смотрел на ее покрасневшее тело в каплях воды и, счастливо улыбаясь, чувствовал себя вернувшимся в юность. «Как странно… — подумал он. — И солнце, и воздух, и деревья, и камни ежедневно меняются. И вообще все неповторимо — ни один день не похож на предыдущий, ни один час. И странно, что раньше об этом я не задумывался. Только теперь… благодаря своей жизнелюбивой спутнице».

Она лежала царственно, раскинув руки, но время от времени приподнималась и оглядывалась по сторонам, точно кого-то выискивая. Даже на отдыхе от нее исходило внутреннее напряжение — она казалась заведенной до отказа пружиной, которая вот-вот раскрутится и все вокруг придет в движение. Он чувствовал — она изнывает без общества, и испытывал и счастье, и тревожное беспокойство.

— Тебе скучно? — спросил он.

— Нет, мне хорошо, — проговорила она, но вдруг увидела каких-то знакомых и, невероятно обрадовавшись, заспешила к ним.