Леонид Сергеев - Летние сумерки

Не обходилось у Даюнова и без «модных веселых» заболеваний (параллельно он практиковал встречи и с сомнительными девицами). «Веселые» заболевания Даюнов относил к издержкам своего образа жизни и «довольно весело» справлялся с ними, занимаясь самолечением (как медик, это было первое, что он освоил досконально). Нелишне упомянуть еще одну немаловажную вещь: как будущий врач, Даюнов хорошо знал женскую физиологию, и поэтому студентки шли на близость с ним без опасений за последствия.

После защиты диплома, Даюнова оставили в институте преподавать, и здесь уже студентки сами прибегали к нему в кабинет и, по его словам, «без стеснения снимали трусики».

Наш второй герой Левутин внешне превосходил всех сверстников: высокий, спортивного телосложения, одетый по последней моде, с блестящей от геля, зачесанной на пробор, шевелюрой. Приплюсовав к этому твердый подбородок и прищур серых глаз, получим законченный портрет покорителя женских сердец.

Еще будучи в пионерском лагере, лет в пятнадцать, Левутин переспал с медсестрой. Две смены приставал к ней, являлся в медпункт и, без всяких слов, прерывисто сопя, как бычок, лез обниматься. Медсестра, тоже молчаливо, отбивалась, но с каждым разом ее сопротивление ослабевало и, наконец, однажды ослабло совсем — она помогла ему похитить себя в луга. В разгар наслаждения Левутин вдруг заметил на пригорке отряд пионеров с вожатой — разинув рты дети и вожатая смотрели на редкостную сцену с неописуемым интересом. Медсестра тоже заметила пионеров и потеряла сознание. В тот же день любовников выгнали из лагеря, но именно в тот день Левутин сделал важное открытие: оказалось, можно добиться женщины, не говоря ей о любви. С того дня он никогда и не произносил этого слова, и вообще не знал, что оно означает. Спустя много лет, в его пятидесятилетие, одна из лучших женщин, которых он встречал в жизни, скажет ему:

— Вы самый несчастный человек на свете, потому что никогда не любили, потому что не умеете любить…

И эти слова будут самой жестокой пощечиной из всех, полученных им за пятьдесят лет.

До окончания школы Левутин еще «познал» двух одноклассниц и старшую сестру одной из них, соседку по теткиной даче — бывшую гимнастку, и ее подругу — стюардессу. Все эти девочки, девушки и женщины не смогли устоять перед напористым парнем прежде всего потому, что от него исходила властная сила; он, вроде Даюнова, обладал даром магии, но с определенным сексуальным давлением — заставлял терять волю и в большинстве случаев добровольно подчиняться ему. Следует напомнить — он был красавцем, пусть холодным, без обаятельной жилки, но этаким киногероем суперменом, а, как известно, женщины падки на мужскую красоту и силу, хотя и говорят, что это для них вторично, а главное — ум и талант. Вдобавок, Левутин был неглупым и не без литературных способностей; в стихах он не воспевал слабый пол, как Даюнов, а уничижал, и это задевало тонкие женские натуры, они были уверены, что поэту просто не повезло, он встречал далеко не самых прекрасных представительниц прекрасной половины человечества; некоторые пытались разубедить Левутина и раскрыть свои лучшие душевные качества (вероятно, с надеждой быть воспетыми и увековеченными в поэзии), но Левутину было мало душевных качеств, ему нужно было раскрытие и всего остального.

После школы Левутин поступал в литературный институт, но провалился; недолго служил в армии (его комиссовали «по нервам»), с полгода работал в строительной конторе и год в «многотиражке», и все это время — сплошные женщины и отчасти стихи. С творчеством дело шло туго, стихи нигде не печатали.

— Кругом блат, — говорил Левутин Даюнову, с которым в эти дни познакомился и который уже имел публикации в журналах.

Еще несколько лет Левутин не мог реализоваться как поэт, от этого нервничал и злился, и свою злость вымещал на женщинах — говорил им обидные вещи, а то и грубил на грани хамства, но только Даюнов знал, что это, кроме всего прочего, изощренный способ соблазнения… Левутин в глаза называл женщин практичными, расчетливыми, эгоистками, ханжами, это подхлестывало их самолюбие, они тихо ненавидели обличителя, но и тянулись к нему — старались доказать обратное, чего и добивался Левутин.

Он кадрил женщин на улицах, в метро, кафе, на пляжах; у него был всеохватывающий взгляд — и пронизывающий, «раздевающий» (он даже мечтал изобрести «рентгеновские» очки, которые сразу сбрасывали с женщин одежды). Подходя к женщине, Левутин, без всяких вступительных слов, объявлял о своей гениальности и предлагал ехать к нему «слушать музыку, читать стихи и пить вермут». Большинство такая программа в восторг не приводила, из десяти семь-восемь отказывались, и их глаза тускнели, как цветы осенью. Но у двух-трех глаза не тускнели и они соглашались.