Леонид Сергеев - Заколдованная

— Давайте убежим отсюда ко мне.

Она вскинула глаза:

— Вы что дурной? Зачем так спешить? Да и жалко разрушать компанию, — и дальше, широко улыбаясь, цокая языком: — Поухаживайте за мной хотя бы несколько дней. За красивой женщиной надо и ухаживать красиво. (Ничего себе мнение о себе!) Пригласите меня в театр. Я привыкну к вам и тогда… — она вытаращила глаза и многообещающе заключила: — Для нас счастье начнется в июле (дело было в конце июня и чего она тянула, я никак не мог взять в толк. Оказалось — у нее начинался отпуск в июле).

Короче, на следующий день она потащила меня в кинотеатр, потом еще на какую-то выставку — дня три-четыре устраивала «культпоходы», при этом без умолку рассказывала о себе — как на работе налаживает сотрудничество кого-то с кем-то, добивается поддержки кого-то чего-то, какая она жалостливая, как ей всех жалко (действительно, раздавала деньги нищим, на страшных сценах в кино зажмуривалась), что верит в чудеса и приметы, любит сказки, детей, животных — и, напевая веселые мотивчики, и так и сяк поворачивалась, показывая роскошные бедра и грудь. Разогрела меня черт-те до чего (мне уже снились эротические сцены), наконец как-то вечером вцепилась в мою руку и со сладким ужасом выдохнула:

— Поедемте ко мне.

Целую неделю мы, одурманенные любовью, яростно занимались сексом. Поражаясь моей активности, она смеялась:

— Это балдеж! Ты хорошо сохранился для своего возраста.

Ее драгоценные слова я воспринимал всерьез — в выходные дни мы вообще не вылезали из постели. Вернее вылезали только перекусить, и однажды, когда устали от любви, съездили ко мне за вещами. Перед этим я в приличной форме предложил ей пожениться. Она согласилась с легким смешком.

— Будущее будет таким, каким мы захотим. А жить будем у меня, так удобней, — это она пропела, как куплет песни (у нее голос необыкновенной красоты).

— А в своих комнатах устрою мастерскую, — вставил я (я постоянно думаю о работе — этого у меня не отнимешь).

— Ты что дурной? — откликнулась моя невеста. — Твои комнаты сдадим, так целесообразней, — и засмеявшись, — счастливый брак — это кропотливое продуманное творчество, — и дальше для доходчивости увеселяюще, развила свой взбадривающий проект, — накопим денег, отдохнем у моря, позагораем, накупается вдоволь, — ее смех становился все более освежающим, как морской ветерок.

Вот она непредсказуемость в любви! С невинным весельем, как бы забавляясь, она сразу взяла инициативу в свои руки и, распевая песенки, выращивала наши отношения по четкому сценарию, не считаясь с моими привычками и планами. Но, странное дело, я упрямый, твердый, невольно ей уступал (вот оно чародейство любви!). Она «переделывала» меня ненавязчиво:

— Почаще брейся дорогой, у меня горят все щеки… и не спи, дорогой, на спине — ты храпишь так, что я пугаюсь… И почаще говори мне, что я красивая…

Короче, она меня обдуривала, но я был рад обдуриваться, тем более, что с первого дня нашего знакомства я забыл что такое хандра, меня начисто отпустили болезни (похоже, вылечил жизнерадостный характер моей избранницы); теперь на предыдущие пьянки с друзьями я смотрел как на бездарное разгульное времяпрепровождение, я как бы взглянул на них со страшной высоты и увидел себя вдрызг разбитым (словно упал с этой высоты), и наоборот, теперь рюмка водки с невестой — певуньей веселягой придавала мне новые немалые силы (мы ежедневно перед ужином выпивали — я рюмку водки, она немного вина — эту привычку мы закрепили сразу и навсегда). Я даже сделал вывод — рюмка водки с веселой женщиной исцеляет от всего. И вообще, в наше время — самая большая радость — встретить доброго человека с веселым нравом. Остальные радости можно устроить самому.

Жену зовут Марина. Как она и обозначила, наше счастье началось в июле и, несмотря на некоторые шероховатости, выглядело впечатляюще — это отметили все, даже дети на улице — они показывали на нас пальцем, хихикали. Каждый знает — есть вещи, которые нельзя скрыть: горе и счастье, ненависть и любовь. Мы слишком ярко выражали свои чувства и некоторые мои приятели стали смотреть на нас с холодной завистью; их раздражала наша разбухающая любовь, они считали, что мы неприлично счастливы.

Но еще хуже вели себя подруги жены и соседки по дому (особо опасная публика — могут заниматься и подглядыванием и подслушиванием) — эти прямо чахли от нашего счастья, зависть разъедала их изнутри. Непосредственная соседка (квартиры разделяла тонкая перегородка) администраторша кинотеатра, квадратная особа с вытаращенными глазами, недалекая, бестолково шумная, по отношению к нам проявляла глубокое беспокойство, вернее принимала самое активное участие в нашей жизни, еще вернее — вторгалась в нашу жизнь, и распускала язык на уровне торговки: с прямым вызовом называла Марину «разрисованной дурехой, которой надо бантик присобачить на задницу», а меня — «примитивным, тупицей, который гребет деньги неизвестно где» — и не только так, конечно. Себя она именовала не иначе как «порядочной во всех отношениях, примерной матерью» (у нее было двое детей). Она вещала: