Юрий Хазанов - Мир и война

То же происходило и во время финской кампании 39-го-40-го годов: страшные односторонние потери и полное их замалчивание. То же было и в прошлые века: русская армия всегда несла наибольшие потери — и относительные, и абсолютные. (Достаточно вспомнить «битву народов» под Лейпцигом в 1813 году.)

До второй мировой войны создалось твердое убеждение, среди военных тоже, что мы противника (немца, японца — любого) шапками закидаем. Под Москвой, и не только там, мы закидали его трупами наших бойцов и командиров…

Впрочем, что говорить о войне — а до нее? А после?.. Трупы умерших от голода на Украине, погибших в междоусобной бойне, на принудительных работах, расстрелянных и замученных в концлагерях, в тюрьмах…

Пепел сожженного отца, как мы знаем из книги нашего детства, долгие годы стучался в сердце Тиля Уленшпигеля. А в наши сердца?.. Можно ли в них достучаться?

Да, вы правильно догадались: Юрий не слишком долго задержался в штабе 11-й армии на не вполне понятной ему, но упорно существующей в штатном расписании должности помначальника автоотдела. В апреле 42-го его опять вызвали в Москву и он получил новое назначение — на этот раз далеко от родных мест: аж в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта… Должность? Помнач… (ну, никак не уйти от этого «пом»!) отдела. Опять, наверняка, сводки, бумажки, телефоны…

А ведь он просился на настоящую строевую — в роту, хотя бы во взвод. Однако в отделе кадров, видимо, считали, что, ежели он такой образованный — окончил целых три курса военной академии, — то пускай и работает в больших штабах. В общем-то, эти «дубы»-кадровики, как он их неласково называл, прямо или косвенно увеличивали его шансы выжить, чего Юрий в ту пору не понимал, а потому не был склонен благодарить их…

Среди собратьев-автомобилистов, людей достаточно непоседливой профессии, Юрий знавал и таких, кто за всю войну сменил от силы одно-два места службы. Сам же он переменил их около десятка — и вовсе не по той причине, что и знаменитый «летун» инженер Талмудовский «с висячим, как банан, носом» — персонаж обожаемого Юрием в те годы романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Помните, как этот «спец» в очередной раз срывался из очередного советского учреждения с воплем: «Только судом! Только судом!», имея в виду, что опять там не создают нужных условий и мало платят. Что ему было, этому носатому, до охватившего всю страну энтузиазма! Таким лишь «тугрики» подавай…

У Юрия были несколько иные поводы для перемены мест. И делал он это отнюдь не добровольно. А сколько платили, даже толком не знал. Впрочем, знал, что немного. Однако расходовать было все равно почти не на что, и большую часть денег он посылал по аттестату родителям. А не задерживался подолгу на одном месте, скорее всего, из-за неумения ладить с начальством и скрывать свои чувства к нему, а также из-за подспудного желания найти дело, в котором мог считать себя хоть немного нужным — не в каком-то высоком смысле слова, а просто чтобы сам так ощущал. Без балды, как сейчас выражаются молодые люди… Забегая вперед, скажу: такой работой стала для него в конце концов должность командира роты, с которой он мог впоследствии сравнить разве что свою, тоже любимую, работу учителем в школе.

Пока же ему предстояло отправиться в Тбилиси. К счастью, в сроках не очень поджимали, потому что как туда добираться — было не очень ясно: Харьков с октября прошлого года в руках у немцев. Правда, Ростов, взятый ими в ноябре, мы через неделю отбили, но немцы далеко не отошли… (Я смотрю на газетную фотографию под названием «Советские воины на улицах освобожденного Ростова в 1941 году». Улыбающиеся лица бойцов… Машут руками женщинам… Но, Господи, чем вооружены бедняги? Те же «трехлинейки», с которыми их близкие предки воевали на фронтах японской и 1-й мировой… Страшно представить, какой ценою давались пехоте в те месяцы 41-го-42-го годов их редкие победы! И понятно, отчего вскоре Ростов снова оказался у немцев…)

Было самое начало апреля. Москва еще только-только выходила из небывало морозной зимы; жить на Малой Бронной в насквозь промерзшей квартире, где из живых существ оставался только рояль, Юрий не мог, а задержаться в городе очень хотелось — чтобы повидаться с отцом, который собирался приехать ненадолго из Казани в командировку и для подготовки к скорому возвращению из эвакуации.