Юрий Хазанов - Черняховского, 4-А

И как удачно — сразу подвернулось такси. Нет, сегодня положительно везёт с самого утра.

— На улицу Димитрова, — говорит Лина, и шофёр недовольно морщится, потом поворачивается и спрашивает:

— Город-то наш знаете? А то могу показать. У нас особенно окрестности хорошие.

— Не надо окрестностей! — почти кричит Лина. — Мне в учреждение.

— Как хотите, — говорит шофёр. — Моё дело предложить.

Машина уже спускается с горки, мимо здания гимназии, где учился Коста Хетагуров, поворот налево — и она приехали.

— Я подожду вас, — говорит шофёр.

— Зачем? — удивляется Лина.

— Ну, так. Город показать…

— И окрестности?

— Можно и окрестности.

— А вечером поужинать? — кричит Лина так, что прохожие оборачиваются. — Уезжайте отсюда. Вот вам!

Она бросает в него рубль, хотя счётчик показывает едва тридцать копеек, и, не оборачиваясь, бежит в подъезд.

Дел у неё здесь немного — командировку Лина получила больше так, благодаря хорошему отношению начальства, но она постаралась задержаться, как можно дольше, в трёхэтажном старинном здании и потом с опаской вышла на улицу… Слава богу, таксиста не видно. Впрочем, настроение, всё равно, испорчено. В теле напряжённость — когда и походка не такая, и руки не знаешь, куда девать, и мускулы лица не подчиняются.

Все взгляды кажутся наглыми, голоса грубыми, физиономии неприятными. Она идёт по старому незнакомому городу — как она мечтала об этом, сидя у себя на работе в душной комнатушке! — но интереса нет, удовольствия тоже… Может, пойти в кино? Вон там, на другой стороне…

Она переходит бульвар, смотрит на газетный киоск, видит возле него знакомую фигуру. Где она встречала этого симпатичного старика с бородкой? Он сейчас кажется таким желанным и родным…

— Сергей Семёныч! — кричит Лина. — Здравствуйте. Я так рада вас видеть.

Они вместе идут по городу, выходят на Терек, гуляют по набережной. И Лине уже не так тошно, как в поезде, слушать о роли Сергея Семёныча в развитии холодильной промышленности; о том, как его ценят и уважают, и вот пригласили приехать, хоть и не хотел… Оказалось, живёт он в той же гостинице, на другом этаже, номер с ванной, только шум от улицы…

Они пообедали в кафе-молочной, снова погуляли — перешли на левый берег Терека, заглянули в музей в бывшей мечети, поглядели на маятник Фуко, напоминавший посетителям о том, что Земля продолжает вращаться…

Лина чувствовала себя легко и просто, часто брала Сергея Семёныча под руку, даже поведала о своих местных злоключениях.

— Неужели, — спросила она и покраснела, — неужели во мне есть что-то такое… скажите… что вызывает?…

Сергей Семёныч остановился, посмотрел на Лину.

— По-моему, ничего, — сказал он, вероятно, не слишком галантно, но это её утешило.

Когда вернулись в гостиницу, Лина с сожалением подумала, что придётся расстаться, и опять она побредёт к себе, чтобы вздрагивать от телефонных звонков или стука в дверь, опять не высунет носа из номера. Потому, поменявшись ролями с водителем такси и красавцем Аланом, она задала Сергею Семёнычу тот самый роковой вопрос, правда, в иной форме: спросила, пойдёт ли он сегодня ужинать и когда, и может ли она с ним…

Этот вечер они провели вместе — в ресторане, где восемь раз прослушали «Тбилисо», а также множество других песен — даже колыбельную Моцарта «Спи, моя радость, усни». Её заказали с соседнего столика отменно пьяные собутыльники. До этого они громко матерились, однако во время пения сразу притихли и погрустнели: вот она, сила искусства. Зато потом обрели второе дыхание — и какое!..

Сергей Семёныч сказал, что давно уже не пьёт — так, по особым случаям, — поэтому вина не брали, а Лина, как и во время обеда, предупредила, что платит каждый за себя. И Сергей Семёныч не возражал. Под аккомпанемент оркестра он вновь и вновь сообщал Лине всё те же сведения о себе и о своём месте в науке о холодильных установках. Лине давно уже стало невыносимо скучно, но она не считала это слишком дорогой ценой за чувство безопасности, которое обрела.

После ужина прошлись немного, и, когда Лина вернулась к себе, она уже не вздрагивала, заслышав шаги в коридоре, не косилась с опаской на телефон, а спокойно читала, опираясь на две подушки, накрывшись белым пикейным одеялом.

Отвлекаясь от чтения, она, с удивлявшей её саму спокойной благожелательностью, вспоминала известные ей примеры неравных браков, в том числе и с весьма положительными результатами… Ну, взять хотя бы одного хорошо знакомого ей молодого поэта по имени Юра — одно время он часто бывал у них в редакции. Жена у него тоже была молодая, симпатичная блондинка, журналистка. А Юра начал пить. Или продолжал — этого Лина не знала. Но пил беспробудно, аж лицо посинело. И рождение дочки не вывело из этого состояния. С женой они вскоре разошлись, а потом получилось так, что на него обратила внимание одна стареющая — вернее, уже постаревшая — красавица с суровым характером, автор толстых романов, и то ли полюбила, то ли пожалела его; они стали жить вместе, даже вступили в брак. И случилось чудо — Юра посветлел лицом, в рот не брал спиртного, зажил мирной семейной жизнью и всюду следовал за своей женой — в писательские дома творчества, в поездки по стране и за границу. Правда, стихи писать перестал, занялся очерками…