Юрий Хазанов - Черняховского, 4-А

— Ну пойдём же. Плохо не будет. Слышишь?

Слова и тон, каким они были сказаны, словно схватили Лину за руку и удержали. Она снова разозлилась, даже отошла к окну, чтобы подальше быть от этого типа, от его разговоров, И крикнула оттуда:

— Не хочу с вами говорить! Сейчас же уходите!

— Ну, ладно, — с угрозой произнесли из-за двери. — Пожалеешь.

По коридору простучали удаляющиеся шаги.

Лина растерянно прошлась по комнате. Радостное настроение новосёлки улетучилось без следа. Сейчас от стола к умывальнику и обратно мерила шагами комнату усталая и напуганная не очень молодая женщина. Женщина из коммунальной квартиры, замордованная соседями и не решающаяся выйти даже на кухню.

Довольно долго не проходило у Лины это ощущение. Оно не давало читать, сидеть, лежать. Лина слонялась по комнате, стояла у окна, глядела на пустой, тёмный гостиничный двор, на большие ярко освещённые окна противоположного корпуса. Лишь когда оттуда послышалась мелодия «ТбилисС», наполнившая окрестности, Лина поняла, что там ресторан — видимо, тот самый, из-за которого она подвергается такой длительной осаде. И, быть может, этот настойчивый Алан сидит сейчас за столиком, смотрит на её окно, жуёт шашлык и строит новые планы… Лина поёжилась, отошла в другой конец комнаты. Зазвонил телефон. Она не сразу сняла трубку: мысль о том, что кто-то здесь может звонить ей, была слишком непривычна.

— …Да? — сказала Лина.

— Сто восемьдесят седьмой?! — раздался в трубке громкий голос, будто говорили рядом, в комнате. — Девушка, это я. Выходите, я у входа, столик уже занял, музыка играет… А?

— Я не пойду, — устало сказала Лина. — Что вы пристали? Нельзя же так… До свиданья.

Она положила трубку, и сейчас же снова раздался звонок.

— Да? — сказала Лина, надеясь на чудо: что звонит дежурная по этажу, или просто ошиблись номером.

Чуда не произошло.

— Ну, что же, ещё не вышла? — прокричал голос Алана. — Давай, я жду! ФитчЗн стынет.

Нет, это просто издевательство, подумала Лина, с отвращением кладя трубку. Что он, сумасшедший, что ли, или пьяный в дым?

В ней давно уже исчезли все остатки тщеславия от одержанной победы, осталось лишь чувство неловкости и стыда, словно сама в чём-то виновата, сама неосторожно завлекла это простодушное доверчивое существо. Этого красивого жителя гор… А ещё были досада и страх. Страх, что это самое существо станет поджидать её везде — в коридоре, на улице, устроит скандал, взломает дверь, ворвётся… Конечно, можно сообщить дежурной по этажу, в милицию, попросить, наконец, телефонистку не соединять — но Лине было неловко вмешивать других людей. Да и вообще, в подобных историях пятно ложится больше на правого, чем на виноватого.

Опять звонок… Нет, она не подойдёт!..

Вот опять… Да что же это?!

Телефон звонил регулярно, с перерывом в несколько минут. Лина не поднимала трубку, и постепенно ей стало казаться, что все эти звонки слились в один продолжительный… как в школе когда-то, или в цирке… Они с Володей любили ходить в цирк…

От звона Лина не знала, куда деться, — она сняла трубку, положила на стол. Та покричала немного, таким уже знакомым голосом, и потом замолкла. Раздались частые гудки. Они показались Лине прекрасней, чем любая музыка. Под эти милые гудки можно было мечтать о чём-то хорошем, спать, читать. Больше всего хотелось есть, но она и подумать не могла, чтобы выйти куда-нибудь. Решила лечь и стала уже стелить постель.

Гудки в трубке внезапно прекратились, что-то щёлкнуло, захрипело, громкий раздражённый голос сказал:

— Алё, сто восемьдесят седьмой! Положите трубку на рычаг! Трубочку положите!..

Осторожно, двумя пальцами, как дохлую змею, Лина подняла трубку со стола, опустила на рычаг. И сейчас же раздался громкий радостный звонок… Лина бросилась к кровати, схватила подушку, белое пикейное одеяло… Не до конца укутанный телефон был похож на крошечного негритёнка после купанья. Но вот его уже не видно совсем, сверху положена подушка, а на всё это наброшен линин плащ.

Под непрекращающиеся глухие, словно из подземелья, звонки Лина уснула. Спала она, видно, крепко, потому что утром не могла точно вспомнить, стучали к ней в дверь ночью или это ей приснилось, так же, как и удивлённо-возмущённая фраза: «Открой, говорю, ты чего? Так не делают!..»

Сейчас все её страхи и злость прошли, ей было легко и смешно: бедный Алан, наверное, не выспался и, чего доброго, тоже голодный остался…

Позавтракала она в буфете на втором этаже — после чего стало вдвое веселей и легче, и вот она уже выходит из гостиницы.