Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...

Некоторое время все молчали. Мы с Мэгги сидели и смотрели на сына, рукой прикрывавшего лицо.

— Это было единственное, что я просил ее не делать. — Джеси покачал головой. — Только одну вещь. Почему же она сделала именно это?

А на его бледном детском лице, казалось, было написано: она сделала это ему, а он сделал это ей.

— С ее стороны, конечно, это был удар ножом тебе в спину, — вздохнул я.

Вошел врач — молодой итальянский парень с козлиной бородкой и усиками. Держался он очень уверенно. Я спросил Джеси:

— Ты можешь откровенно говорить с доктором в нашем присутствии?

— Быть искренним, — заметил врач, как будто я уместно пошутил, — просто необходимо.

Джеси кивнул. Врач задал ему несколько вопросов, послушал грудь и спину.

— Твоему телу кокаин не по нраву, — произнес он с улыбкой. — И курение ему совсем ни к чему. — После этого, встав в позу, сказал: — Сердечного приступа у тебя не было. — Он объяснил что-то, чего я не понял, сжав кулак, чтобы показать остановку сердца. — Но должен сказать тебе одну вещь. Когда кто-то из людей твоего возраста действительно попадает сюда с сердечным приступом, это всегда бывает из-за кокаина. Всегда.

Доктор ушел. Три часа спустя мы тоже уехали из больницы, по дороге подкинув Мэгги до метро. Я привез Джеси к себе. Когда мы припарковали машину у дома, он снова заплакал.

— Мне так не хватает этой девочки, — всхлипывал он. — Мне так плохо без нее.

У меня на глаза тоже навернулись слезы.

— Я бы все сделал, чтобы тебе помочь, все, что в моих силах.

Мы оба устроились на крыльце и сидели там, шмыгая носом.

И ВДРУГ ПРОИЗОШЛО ЧУДО (хотя неожиданным назвать его было трудно). Хлоя — эта карьеристка до мозга костей, которая, казалось, только и думала о том, как бы вскарабкаться в этой жизни повыше, изменила свое решение. Прошел слух, что она дала Моргану отставку. После этого она, видимо, снова вознамерилась закинуть удочку, чтобы прощупать Джеси на прочность. Ее лучшая подружка «случайно наткнулась» на него на одной вечеринке и шепнула ему «по секрету», что Хлоя «очень, очень по нему скучает».

Мне стало казаться, что после этого у сына даже цвет лица стал нормальным. И походка его как-то изменилась — он снова стал ходить вразвалку, будто чуть пританцовывая, и не пытался это скрывать. Он сыграл мне как-то свою новую песню, потом сочинил еще одну. «Растленная ностальгия», как иногда говорят в шоу-бизнесе, круто «поднималась». Они играли в баре на улице Куин. Мне, как и раньше, вход туда был запрещен.

Я понимал, что интерес Джеси к программе наших «забытых сокровищ» ослабевает, и я пытался как-то определиться с тем, что нам делать дальше. Наверное, имело смысл подтолкнуть его что-то писать — у него теперь явно проявлялась к этому склонность. Решение казалось простым, проще пареной репы: мы раскрутим новую кинопрограмму, в которую войдут лучше всего написанные сценарии. Мы снова посмотрим «Манхэттен» Вуди Аллена. Еще раз прокрутим «Криминальное чтиво», но теперь попытаемся провести четкую грань между развлекательной и серьезной литературой. «Криминальное чтиво» сам по себе чрезвычайно занимательный фильм, импозантный, с блистательными диалогами, которые никак не связаны с реальной жизнью. Я сказал себе, что надо будет напомнить Джеси о том, что, когда Чехов в одном из московских театров смотрел пьесу Ибсена «Кукольный дом», он обернулся к другу и шепнул ему: «Но жизнь ведь совсем не такая».

Почему бы в таком случае сыну не посмотреть картину Луи Малля «Ваня с 42-й улицы»? Он еще слишком молод для Чехова, фильм может показаться ему скучным, это точно, но я почему-то подумал, что ему понравится вечно ноющий, жалующийся, терзающийся переживаниями Уолли Шоун в роли Вани, особенно когда он разражается тирадами о профессоре Серебрякове: «Не можем же все мы говорить, писать и делать свою работу, как какая-нибудь сенокосилка!»

Да, Джеси Ваня понравится. «Прекрасная выдалась погода для самоубийства».

А потом как бы на десерт я покажу ему «Иметь и не иметь». Этот фильм в рекомендациях не нуждается: он был поставлен по роману Хемингуэя (у которого к тому времени уже крыша начала ехать, он тогда сильно перебирал мартини со стимулирующими таблетками и писал в четыре утра всякую чушь); сценарий к нему написал Уильям Фолкнер, который был без ума от «Лолиты»; да еще и сцена там потрясающая есть, наверху в приморской гостинице, когда Бэколл предлагает себя Богарту со словами: «Тебе не надо ни делать ничего, ни говорить, разве что только свистнуть можешь. Ты ведь умеешь свистеть, правда, Стив? Надо только вот так сложить губы и дунуть». Непревзойденный текст, чтобы пустить пыль в глаза!