Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...

— Надо идти по улице Кинг и дальше, пока не дойдешь до озера. Потом надо переплыть озеро, на другом его берегу начинаются Штаты. — Я все ждал, когда сын меня прервет.

— Соединенные Штаты начинаются прямо на другой стороне озера? — Джеси недоверчиво покачал головой.

— Да. — Пауза. — Дальше надо ехать через Штаты примерно полторы тысячи миль, через Пенсильванию, обе Каролины, Джорджию (я все ждал, когда он меня остановит), пока не попадешь в штат, похожий на палец, который уходит далеко в океан. Это и есть Флорида.

— Надо же. — Пауза. — А что потом?

— После Флориды?

— Да.

— Давай, посмотрим. Если добраться до самого конца пальца, за ним будет океан… а еще где-то через сотню миль упрешься в Кубу. Помнишь Кубу? Мы там долго говорили с тобой о Ребекке.

— Отличный был разговор.

— Ладно, поехали дальше, — кивнул я. — Если после Кубы долго плыть на юг, попадешь в Южную Америку.

— Это страна такая?

Пауза.

— Нет, это континент. По нему можно идти на юг тысячи и тысячи миль через джунгли и города, города и джунгли, пока не дойдешь до самого конца Аргентины.

Джеси напряженно смотрел в пространство и видел там, наверное, что-то впечатляющее, но что именно, было известно только Господу.

— А там что, конец мира? — спросил он.

— В определенном смысле.

Интересно, правильно ли я поступаю?

На улицу, где находится дом Мэгги, пришла весна. Кажется, что деревья с малюсенькими почками, величиной с ноготок, всеми ветками тянутся к солнцу. Когда мы смотрели какой-то заумный экспериментальный фильм, случилось что-то очень странное, что могло бы служить прекрасной иллюстрацией того самого урока, который должен был преподать зрителю тот самый фильм. Все началось с того, что я узнал о продаже соседнего дома. Не того дома, что стоит стена к стене рядом с нашим и принадлежит соседке Элеоноре (она-то из своего жилища уедет только вперед ногами, покрытая флагом Соединенного Королевства), а дома соседей с другой стороны — худой как змея женщины в солнечных очках и ее лысого мужа.

По чистой случайности в ту неделю я решил показать Джеси классический итальянский фильм «Похитители велосипедов». История печальная как мир. Безработному римскому парню для работы нужен велосипед, и он достает двухколесную машину с величайшими трудностями, — в результате меняется его поведение, возвращается уверенность в себе. Но в первый же трудовой день велосипед у него крадут. Парень в отчаянии. Его играет актер Ламберто Маджорани с невыразительным лицом обескураженного ребенка. Как теперь ему быть? Нет велосипеда — нет работы. Когда смотришь, как отец с сыном пытаются найти в огромном городе украденный велосипед, комок к горлу подкатывает. Потом герой фильма замечает чей-то велосипед, оставленный без присмотра, и пытается его украсть. Иначе говоря, он может обречь кого-то другого на такие же страдания, какие кто-то заставил испытывать его самого. Он успокаивает себя доводами о том, что делает это для блага своей семьи, а не просто как тот, кто угнал его велосипед. Я объяснил Джеси, что иногда мы сами определяем моральные стандарты, которым надо следовать, сами устанавливаем критерии добра и зла в зависимости от того, что для нас важнее в данный момент. Джеси кивал, эта мысль ему импонировала. Было ясно, что он прокручивает в голове эпизоды собственной жизни, обдумывает их, пытаясь проводить параллели с фильмом.

Но похитителя велосипеда немедленно ловит его хозяин. Все это происходит на глазах сына главного героя, и на лице у мальчика появляется такое выражение, какое никто из нас не хотел бы видеть на лицах наших детей.

Через день после того, как мы посмотрели этот фильм — или, может быть, по прошествии нескольких дней, я точно не помню, — у соседских дверей обозначилась какая-то суета: кто-то входил в дом, кто-то оттуда выходил. Я заметил какого-то типа с козлиной рожей, который крутился возле моих новых мусорных баков и что-то там вынюхивал. Потом однажды утром, когда город выглядел серым и настороженным, а на улицах валялись мелкие камешки и мусор, как будто принесенные приливом (казалось даже, что в сточных канавах вот-вот покажется бьющаяся в предсмертных судорогах рыба), у соседнего дома появилась табличка с надписью «Продается».

Я призадумался. Сначала просто так, а потом уже предметно. А что, если мне продать свою холостяцкую квартирку в бывшем здании кондитерской фабрики (она могла теперь уйти за хорошие деньги) и переехать жить в этот дом рядом с сыном и любимой бывшей женой. Конечно, если они тоже этого захотят. Чем больше я об этом думал, тем больше мне этого хотелось. Тем быстрее мне хотелось это сделать — чем скорее, тем лучше. Причем этот вопрос приобретал в моей голове почти жизненно важное значение. Если я правильно все рассчитал, у меня даже останется немного денег после первого взноса за дом. Никак не думал, что жизнь моя сможет так повернуться, но мне и не такое могло в голову взбрести. Может быть, если я буду жить рядом с Джеси и Мэгги, ко мне вернется былая удача.