Леонид Сергеев - Вид с холма

Я помогаю Пузану нескладехе перелезть ко мне — в благодарность он лижет мне руки, трется башкой о брюки, — но я продолжаю объяснять ему что к чему.

— Ты же прекрасно знаешь, я теперь живу один и помощи мне ждать не от кого. Жена меня бросила. Ей, видишь ли, надоел я бессребреник… Где ей понять меня… Так что, теперь я, можно сказать, покинутый…

Пузан сочувственно выслушивает меня и бодается — брось, мол, все перемелется.

— Ну иди, ложись у шкафа, смотри телевизор, — я включаю Пузану мультфильмы, сам возвращаюсь к столу.

Пузан минут пять без особого интереса смотрит на экран, потом подходит, теребит меня лапой, корчит гримасы, закатывает глаза — это означает «давай повозимся» — поборемся или побегаем, или потянем тряпку, что ты, в самом деле, уткнулся в свои бумажки!

Я немного почешу его за ушами и хмурюсь.

— Слушай, Пузан, я же тебе сказал, у меня работа. И еще надо в магазин сходить, купить еду, приготовить. Так что, дел по горло. А тебе лишь бы валять дурака. Лучше почитай книжки. Ты все же личность, а не пустоголовый оболтус!

Я раскладываю на полу книги с цветными иллюстрациями. Пузан ложится, внимательно рассматривает страницы, — делает вид, что читает — на его лбу соберутся складки, — время от времени он многозначительно причмокивает и, как бы размышляя, тянет:

— Да-а!

Корчит из себя философа. Если в этот момент в коридоре зазвонит телефон, Пузан вскакивает и, опережая меня, подбегает к аппарату, носом сбрасывает трубку и сипло тявкает.

Так проходит два-три часа, затем я собираюсь в магазин, а Пузана зову на балкон.

— Все, пообщались, скрасили друг другу одиночество, и хватит, полезай к себе.

Но пес посмотрит на меня таким страдальческим взглядом, что мне ничего не остается, как выдавить:

— Ну так и быть, тащи ошейник с поводком.

На радостях Пузан почти самостоятельно преодолевает разделительную перегородку и в своей комнате, сшибая стулья несется к прихожей. Я слышу, как он подпрыгивает, шлепается, зло урчит от того, что не может достать свои причиндалы. Наконец, раздается грохот — явно рухнула вешалка — и в проеме балконной двери появляется запыхавшийся Пузан с ошейником и поводком в зубах, при этом он еще умудряется изобразить победоносную улыбку.

На улице Пузан ликует от счастья: высунув язык, безудержно вертится из стороны в сторону, отчаянно виляет хвостом; точно узник, внезапно получивший свободу, радуется абсолютно любой погоде, и уже не бурчит на велосипедистов, а ко всем прохожим просто-напросто лезет целоваться. Особенно к девушкам.

На «ничейной территории» он великодушно позволяет разгуливать голубям и кошкам; при встрече с соперниками-кобелями только гордо отворачивается, а сучкам выказывает безмерную любовь, при этом бахвалится мускулатурой, выпячивает грудь — паясничает, одним словом. Что меня удивляет — Пузан издали безошибочно определяет пол собаки — по походке и «выражению лица». Я пока не подойду и не загляну под живот, не установлю, а он определяет без промаха.

На улице Пузан не просто чересчур общителен, его охватывает чувство всеобщего братства. Заметив, что у школы ребята занимаются физкультурой, рвется к ним, умоляет меня спустить его с поводка. Я не выдерживаю: «Ну что, — думаю, — он целыми днями сидит в четырех стенах. Ведь он молодой и ему побегать хочется».

— Иди, дай кружок с ребятами, но тут же назад, ко мне, — я хлопаю Пузана по загривку и отстегиваю поводок.

Надо отдать должное моему дружку — он не злоупотребляет доверием: пробежится с ребятами вокруг школы, расцелуется с девчонками и дует ко мне — только уши хлопают по лопаткам. Случается, подбежит ко мне, в глазах — тревога, паника — оказывается, к нему прицепилась колючка, — тут же заваливается на бок и, брезгливо ощерившись, начинает выкусывать колючку, при этом визжит, словно в него вцепилась змея. Пузан не боится даже грохочущих грузовиков, но вот колючки, липкие почки, хвоинки в него вселяют немалый страх. Такая у моего дружка повышенная чувствительность. Что и говорить, он парень нервный, впечатлительный, эмоциональный. Потому и одиночество переживает крайне тяжело; порой даже озлобляется, а ведь он, в сущности, дружелюбный и ласковый пес.

Кстати я заметил: мой характер тоже стал портиться. Всего два месяца живу один, а меня уже раздражает богатство соседей. Раньше и не замечал их, а теперь мне прямо действуют на нервы их хрусталь и ковры, и что соседка все что-то трет и пылесосит, а ее муженек вылизывает свою «Волгу». Представляю, каково Пузану среди этой сверкающей роскоши.