Сергей Тепляков - Двуллер-3. Ацетоновые детки

Бесчетнов достал из кармана пачку сигарет. Он хотел по привычке сказать «Леха, покурим?» (Петрушкин, несмотря на спорт, иногда курил), но тут же вспомнил, что Лехи нету. Бесчетнову стало тошно. Он сунул сигарету за ухо и уставился в экран компьютера. В кабинете он был один – Наташа ушла сдавать какие-то анализы. Бесчетнов привыкал к мысли о том, что скоро будет молодым отцом. «Ну отец и отец… – думал он. – Что же теперь. Плохо только, что к окончанию его школы мне будет за шестьдесят». Он тут же одергивал себя – какая школа, еще родить надо. Но от этих мыслей было хорошо на душе.

Снова зазвонил телефон.

«А я сегодня популярен…» – подумал Бесчетнов.

– Да…

– Юрий, это Николай Палыч Петрушкин…

– О, Николай Палыч, здравствуйте… – Бесчетнов специально подумал, как бы не сказать «добрый день» – какие уж у Петрушкиных теперь добрые дни? – Как вы?

– Да как… – невесело сказал Петрушкин. – Если начну жаловаться, так не переслушаете. У жены сердце, да и у меня… – он помолчал. – Но я вот что звоню. Я узнал, что Кулик перед тем, как убить Лешу, Алину и детей, обстрелял еще одну машину на трассе. И тот водитель будто бы сразу же позвонил в милицию.

– И что?

– А они даже не почесались! – сказал Петрушкин. – если бы они хоть подъехали к тому месту, то, может, спугнули бы Кулика. Но они этого водителя послали куда-то вдаль и все…

– Дааа… – медленно и мрачно проговорил Бесчетнов. «Почему меня это не удивляет?» – спросил он сам себя.

– И вот еще что… – начал Петрушкин. – Я так понял, что следствие никакой вины не видит ни за дядькой Кулика Федотовым, ни за его дружками – Дрыновым и Крошкиным. А между тем, не будь у Федотова ружья, и ничего бы не было, вообще ничего. А Дрынов и Крошкин все знали – и пили, ели, катались на машине. А потом не сказали ничего. Разве они не сообщники?

– А менты что говорят?

– То и говорят – «не сообщники»! – бухнул Петрушкин. – Ну и что, что помогали избавляться от улик? И что, что помогали потом протирать машину? Они же там все, все знали… Рыбаки нашли вещи ребят, которые Кулик побросал в реку, дамскую сумочку Алины с ее паспортом и деньгами. Деньги поделили, а паспорт выкинули – чтобы их самих никто не заподозрил. А когда стало известно про убийство, эти рыбаки помалкивали…

– Хорошо… – медленно, закипая, ответил Бесчетнов. – Напишу я сейчас про это статейку матерную. И позвоню кое-кому…

– Уж будьте добры, Юра… – сказал Петрушкин-старший. Помолчал и добавил:

– Леша вас всегда очень уважал. То и дело цитировал ваши материалы да ваши выступления на планерках…

Бесчетнов почувствовал, как в глазах закипают слезы.

– Бросьте… – сказал он.

– Нет-нет, в самом деле… – сказал Петрушкин. – Он у вас учился, как надо к людям относиться.

– Никак я к ним особо не отношусь… – пробормотал Петрушкин.

– Да как же… – сказал Петрушкин. – Вы всех жалеете. Всем стараетесь помочь. А это правильно. У русского журналиста роль такая – помогать, заступаться за людей. Кто за них нынче еще заступится? В России и поэт – больше, чем поэт, и журналист – больше, чем журналист. Но только не всем эта ноша по плечу. А вы ничего – тащите…

– Ладно… – Бесчетнову стало совсем невтерпеж. – Захвалили вы меня. Пойду заступлюсь за кого-нибудь…

Они распрощались. Бесчетнов вынул из кармана пачку сигарет и задумался. Он вообще-то не собирался становиться журналистом. В глубоком детстве он мечтал стать, смешно вспомнить, милиционером, а потом, в школе – археологом. Поступил на исторический, но после первой археологической практики понял, что уже не так и сильно мечтает об археологии: археологов много, а гробница Тутанхамона одна, да и ту уже нашли. Тогда он решил стать писателем – непременно великим, а простейший путь к писательскому ремеслу, казалось ему, пролегает через журналистику. После армии он пришел в редакцию молодежной газеты – в этом самом здании, но на другом этаже. С тех пор он и перемещался по этажам этого здания из редакции в редакцию. С перерывами он проработал на этих этажах двадцать лет. Как-то раз после его статьи человека выпустили из тюрьмы. Бесчетнов знал, что это – как орден. После другой его статьи посадили целую банду: бандиты просто так, по ошибке и спьяну, убили двоих парней, а потом – надо же было заметать следы – рубили их пластиками, как на бутерброды, и разбрасывали из машины вдоль трассы. Весь город про это знал, и прокуратура знала, но только после бесчетновской статьи банду арестовали (а следователя, который, смеясь, говорил Бесчетнову, что улик-то нету никаких, тут же уволили). Были и другие радости. Но в последнее время их становилось все меньше. «Статьи пишешь – как в ватной комнате кричишь… – вздохнул Бесчетнов. – не слышно никому. А будешь башкой биться, так только себе мозги стрясешь»…