Сергей Тепляков - Двуллер-3. Ацетоновые детки

Он помолчал.

– Я же, как узнал, кто убийца, не удержался, прихожу в дом Куликов… – заговорил он. – Встречает меня бабенка лет тридцати с чем-то, мамаша евойная. Я ей говорю: «Как же так, женщина, это кого же вы воспитали?». Ну может не этими словами, но примерно так.

– А она? – спросил Ушаков.

– А она вместо того, чтобы, например, заплакать, мне говорит: «А почему это одним все, а другим – ничего?!». И сынок те же слова на допросе говорил.

– Это кому – все? – удивился Ушаков.

– Да нам. Вот нам с тобой, Лехе, его жене. Она думает, мы здесь в шампанском купаемся и на золоте едим. И не она одна так думает. Может, ненавидит она олигархов, но до олигархов-то поди, дотянись. А Леха – вот он, под рукой оказался… – развел руками Бесчетнов.

– Ну, а ты? – спросил подошедший и прислушивавшийся к рассказу фотограф Трофимов.

– А я что? – пожал плечами Бесчетнов. – Я ей говорю: «Ты знаешь, какого года была у Лехи машина? Это утиль. Что с того, что она блестит?! Ты знаешь, какая у него была зарплата, и как он выкраивал из нее копейки, чтобы съездить куда-нибудь с детьми летом?».

– А она? – спросил Трофимов.

– А что она?.. – опустошенно вздохнул Бесчетнов. – Она вообще не понимала, о чем разговор. Она считает, что Тимурчик ее ни в чем не виноват, это вот мы все – кто ест чуток лучше и одевается чуток красивее – виноваты в том, что он такой. И заодно в том, что она такая. Я же в школу его ходил… Показывали мне видео, где он песенки поет и стишки рассказывает… Мне учительница читала его сочинение. Там столько правильных слов… Он, видать, знал, что надо говорить, чувствовал – есть такая порода. Пишет, что школу ему надо окончить, поступить в ПТУ, получить профессию водителя, будет работать на любой работе, «потому что деньги нужны сестренкам и маме». А на выпускном за девятый класс он сказал: «давайте жить так, чтобы нас запомнили»…

– Ну теперь-то мы его не забудем… – угрюмо сказал Трофимов.

– Говорил Шукшин – «что с нами происходит?»!.. – сказала уже стоявшая некоторое время тут же Раиса Пуронина, массивная статная дама, с завивкой по моде восьмидесятых, ветеран редакции, проработавшая в отделе писем всю свою жизнь.

– А ничего не происходит, Раиса Петровна, – сказал, поворачиваясь к ней, Бесчетнов. – все, что могло, уже произошло. Несколько лет назад беседовал я с тогдашним начальником краевого уголовного розыска о криминальной обстановке. Он говорит: «обстановка так себе, но еще ничего. Самое страшное начнется, когда на улицы выйдет поколение, зачатое на денатурате и стеклоочистителях»… вот оно и вышло… Ацетоновые детки… Помните, у нас в Юбилейном парке два деревенских парня сделали себе шалаш и по вечерам ловили девчонок, которые через парк шли домой? Трахали их и душили. А потом с их телефонов звонили их родным и друзьям и даже иногда давали им слушать, как девчонка хрипит, задыхаясь… Помните? А как два года назад парень в деревне расстрелял утром из ружья папу и маму, трупы затащил в кладовку, полы помыл и пошел в школу, помните? Его отец за что-то отругал, вот мальчик и «рассчитался».

– Да что в деревне! – захохотал Трофимов. – У нас вон в элитной школе (он назвал номер школы, и правда известной на весь край) «гимназистки румяные» пошли бить девчонку из другого класса – у нее, мол, роман с их одноклассником, а он им самим нужен! Разбили ей голову и сломали палец. По 16 лет мамзелям!

– Ну эти-то не на ацетоне замешаны, наверно, раз школа элитная… – сказала Пуронина.

– А у таких проблем одной причины не бывает… – пожал плечами Бесчетнов. – Сейчас идеология какая? Все можно и ни за что не стыдно. А чего натворишь – папа с мамой отмажут. Потому что им тоже все можно и ни за что не стыдно.

– Вот-вот, ельцинские времена, вседозволенность да демократия ваша! – вскипел оказавшийся тут же корреспондент Муравьев, седой, в годах, у которого временами во всем были виноваты коммунисты, а временами – демократы. Нынче, видать, была очередь демократов.

– Как будто при Ельцине все началось… – хмыкнул Ушаков.

– Вот именно. Нынешних пап и мам не при Ельцине воспитывали… – поддержал его Бесчетнов. – Нынешние папы и мамы в галстуках пионерских ходили, а многие еще и в комсомоле состояли. И что-то не прибавилось у них от этого совести.

– Не скажи! – возразил Муравьев. – В советские времена все равно лучше было.

– Ну, а что же после советской власти остался не народ, а кисель? – в сердцах спросил Бесчетнов. – Вот что хочешь с ним делай, в какую хочешь дырку имей!