Юрий Азаров - Подозреваемый

Я смотрел на Костю и недоумевал, хотя он мне положительно нравился, все же было что-то отталкивающее в его упрямстве, настырности.

— Я вот, например, знаю, для чего живу! — вдруг решительно заявил Костя. — Может, немного проживу, но на своем пути я не отступлюсь от выбранной мною цели в жизни. И смысл существования для меня заключается в борьбе с преступностью. Если каждый будет стремиться к такой цели хотя бы чуть-чуть, очень скоро на земле не останется преступников.

Костя смотрел куда-то поверх меня. Костин взгляд устремлен был, очевидно, в космогонические дали: именно там, похоже, он фанатически пытался отыскать истину.

Я вдруг понял: Костя со своей самодеятельностью опасен и может наломать дров. Это экстремизм дурного толка. Он был готов обвинить каждого, и меня в том числе, что мы не ставим перед собой благую цель. А праведным является только он один, Костя. Его ограниченность заставляла признавать лишь свою правоту. Невольно пришел на ум Савонарола. И тут же я отверг сравнение. Доминиканский страдалец — гений. Образованнейший человек своей эпохи. И тем не менее человечество не поставило его в ряд величайших гуманистов Возрождения. Ибо человечество не прощает экстремизма, уничтожающего культуру. Этот закон распространяется на всех — на гениев и простых смертных. Я тоже декларирую. Должно быть, я свихнулся…

ЛЮБОВЬ, СВОБОДА, ПРЕДМЕТНАЯ СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ — вот те три кита, которые были названы известным русским правоведом и философом Иваном Александровичем Ильиным и благодаря которым Россия способна преодолеть духовный, правовой и экономический кризис.

"Человек — не только живой организм, — писал Ильин, — он еще и живой дух, который имеет право на выбор любви и свободы".

Духовное правовое самоопределение предполагает не отсутствие законов (уголовных, гражданских, политических), не разнузданность человека, не злоупотребление правами и преимуществами, как у нынешних депутатов и новых русских, но ЗАКОННОЕ ОГРАЖДЕНИЕ ВНУТРЕННЕЙ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА от любого посягательства. Духовная деятельность полноценна только тогда, когда она в своем внутреннем существе не урегулирована обязательными запретами и предписаниями, идущими извне, от других людей или от государственной власти. Она должна быть САМО-ПОЧИННА, САМОДЕЯТЕЛЬНА, человек же должен жить, повинуясь только Божьему зову, зову совести и личностному озарению, дарованию, сокрытому в душе.

Надо понять, что творить законы, ограждать граждан от произвола, осуществлять правовое воспитание человек может только по внутреннему УБЕЖДЕНИЮ И ВЛЕЧЕНИЮ, согласно требованиям СЕРДЦА, основанным на ЛЮБВИ, СОВЕСТИ. У него должен быть к этому особый ДАР.

Будущей России предстоит сделать выбор между свободным человеком, выше всего ставящим свое ПРАВО ТВОРИТЬ ДОБРО, ЧУВСТВОВАТЬ И СОЗЕРЦАТЬ КРАСОТУ, РАСШИРЯТЬ ГРАНИЦЫ СВОЕЙ СВОБОДЫ И СВОБОДЫ ОКРУЖАЮЩИХ ЛЮДЕЙ, и рабом, создающим обилие невыполнимых законов, предписаний, запретов. Безумию левого большевизма Россия должна противопоставить не безумие правого либерализма, с чем мы столкнулись в 90-е годы XX столетия, а разумную меру свободы свободы веры, труда, любви, собственности и справедливости, наконец, искания правды.

Мой друг Владимир Попов развернул эти идеи в десятках статей, научных работ, книг. И всякий раз, когда он выступал с этими идеями перед учителями, правоведами, работниками культуры, он ощущал не просто враждебную атмосферу и полное непонимание, но какую-то особую сопротивляемость. Аудитория, казалось, готова была применить любые меры, чтобы избавиться от противных ее пониманию мыслей, идей, пожеланий. У слушателей на лицах было написано: "Знаем мы все это! Не нужна нам эта болтовня! Делом надо заниматься, а не болтать!"

Собственно, нечто подобное говорили Ленин, Луначарский, Макаренко. Такого же мнения придерживаются и многие сегодняшние идеологи: они отрицали и продолжают отрицать ЛЮБОВЬ, СВОБОДУ, СОВЕСТЬ, ДОБРО, ИСТИНУ, КРАСОТУ по двум причинам. Первая — они провидят в общечеловеческих ценностях религиозный смысл: мы, дескать, светские люди, люди культуры и не потерпим поповщины. Сегодня столь открыто, как это делали Макаренко и Луначарский, просто неприлично выступать. Поэтому предпочтительнее более корректная форма: мы не отрицаем богословия, но мы в этой области не специалисты, мы за светскую школу, образование, правосудие. Вторая причина сводится к утверждению того, что в общечеловеческих ценностях отсутствует некий инструментарий. Вот и Костя сказал: "А что я буду со всем этим делать? Здесь же нет метода, не за что ухватиться".