Юрий Азаров - Подозреваемый

— А не обманет меня Кащей?

— Такого за ним никогда не водится.

Вечером мы пришли с Шуриком к Касторскому.

— Фу! — ласково пропел Касторский в сторону Шурика, и тот повалился на бок, подняв лапки.

— Я пришел, чтобы уточнить ваш заказ, — с достоинством сказал я.

— Какой заказ?

— Двадцать сюжетов для сауны…

— Ты что-то перепутал. Ну-ка, поясни…

Я рассказал о Долинине. Касторский схватился за живот:

— Ну и барбос твой друг. Ну и сука! Ну попляшет он у меня… А ты что, вправду художник? Мог бы это чучело нарисовать? — показал на Шурика.

— Мог бы.

— А меня? А меня? А меня? — раздались голоса за моей спиной. Я обернулся и увидел полуобнаженных девиц.

— Брысь, — шикнул на них Касторский, и те исчезли. — Что нужно, чтобы приступить к работе немедленно?

— У меня все есть: кисти, краски, разные жидкости. Можно холсты на подрамниках купить.

— Сколько берешь за портрет? — Я молчал. — Что молчишь?

— Я подумаю. А вдруг не понравится.

— И то верно.

— Я пока сделаю карандашные наброски. — Мне тут же принесли карандаши и бумагу.

Через полчаса дюжина молодых людей расположилась у бассейна. Во время трапезы Касторский хлопнул в ладоши, и к бассейну подбежал Шурик в собачьей шкуре с лицом и ногами, залепленными волосами. Он стал принюхиваться к дамам, что вызвало у окружающих смех. Дамы повизгивали, а Шурик выражал некоторое нетерпение, расположившись у ног совсем юной девицы по имени Аннушка.

Аннушка кормила Шурика с руки, и "пес" счастливо поскуливал. Затем Шурик стал проявлять активность: целовал даме ручки, ножки, животик. А когда зубами сорвал с нее бикини, Аннушка закричала и побежала прочь, отдаляясь от бассейна. Шурик, согласно собачьим традициям, бежал на четырех лапах. У дерева он остановился, поднял левую ногу, и из его собачьего одеяния вывалились что-то очень похожее на кусок ливерной колбасы. Девица снова взвизгнула и побежала. Шурик настиг бы Аннушку наверняка, если бы та не бросилась в воду. Шурик последовал за ней. В конце бассейна он ее догнал и под общие рукоплескания публики стал ласкать пойманную нимфу. Питбуль скулил, лаял, сгибался и разгибался, а юная дама под бурные аплодисменты кричала: "О, мой Шурик!"

После окончания оргии Шурику выдали 400 баксов, а даме на 100 долларов больше.

— В чем дело? — удивился Шурик.

— За все надо платить, собачонок. За удовольствие тоже.

— Я трудился, как мог.

— Фу! — закричал Касторский, не терпевший возражений, и Шурик брякнулся на спину, задрав руки и ноги.

Я молниеносно запечатлевал все увиденные сцены, а сам по ходу действа думал над тем, не убьет ли эта вся мерзость родившуюся во мне трансцендентность. Вспоминал тексты о методологии общения с Богом, где примерно было написано следующее: совокупность и единство сил Добра и Зла описаны во всех ведущих источниках религиозной информации, где чуть ли не на первом месте организующей сущности Бога стоят ниспосланные нам испытания, для чего Бог насылает на людей даже сатану.

Я всматривался в свиные глазенки Касторского и был абсолютно убежден, что передо мной истинный сатана. Я спросил у него:

— А не грешно ли все это?

Касторский расхохотался:

— Все, что свободно, полюбовно, по доброй воле и не в ущерб другим, есть добро. Не так ли учит вас ваша куцая этика? Я знаю, о чем вы думаете. Для вас все это Содом и Гоморра, Апокалипсис. Но Апокалипсис это еще не конец света, Апокалипсис — это время реформ, духовных преобразований, то самое "узкое горло", которое наша цивилизация должна пройти, чтобы сбросить все то накопленное, что является слишком плохим. Потери при этом обязательны. Мы сегодня ругаем людей типа Кона, гомиков, лесбиянок — а это как раз то необходимое, без чего не может быть истинной Любви, Свободы, Добра, Красоты. Человек должен познать крайности. Чтобы научиться кататься на коньках, надо научиться падать, а чтобы научиться прыгать с трамплина, надо овладеть "мерой равновесия". Ваш Шурик станет в наших условиях хорошим семьянином, а в системе дворовых отношений он бы спился или стал наркоманом. То, что вы видите, не просто зрелище. Это вселенские опыты по проблемам общечеловеческой культуры. Мы опираемся на гуманитарное и естественно-научное знания. Последовательная физическая интеграция огромного фактического материала, — это я вам почти наизусть цитирую сейчас из одного журнала за тысяча девятьсот девяносто восьмой год, память у меня феноменальная, — так вот, наука с учетом работ Альберта Эйнштейна, Поля Дирака, Николая Козырева и других подводит к новому пониманию энергоинформационной сущности бытия в большом диапазоне интенсивностей и только в двух знаках реализации — в плюсе и минусе. Этому же соответствует положительное и отрицательное, добро и зло. Конечно, в мирском понимании. В теологической же концепции все подчинено высшему началу — Богу, Абсолюту или трансценденции, как вы говорите.