Мы направлялись в сторону села.
— Ну вы-то хоть знаете, какого рода ограбление совершено в вашем доме?
— В том-то и дело, ничего не знаю.
Вспомнилось мне, как несколько дней назад я спросил у Федора:
— Из-за чего же столько шуму-то? Небось из-за ерунды?
— Да нет, — ответил Федор, поглядывая на Раису.
Раиса промолчала.
Я готовил завтрак, а из головы не выходили события последних дней.
— Говорят, этого Лукаса взяли? — снова спросил я.
— Кого-то взяли, — ответил Федор нехотя.
— Ничего не пойму. Если были у Анны Дмитриевны какие-то ценности, то вы должны же были знать о них, — напрямую задал я вопрос.
— Тут все очень сложно, — ответила Раиса, — и мы ничего толком не знаем…
Петров посмотрел на меня почти ласково. Впервые за все время. Пояснил:
— Человек, которого взяли на днях, оказался не Лукасом.
Петров снова попросил подробно описать Лукаса. Уточнял, как рассечены губа и бровь, какого цвета глаза, какой величины кисть руки, какой размер обуви. Вспоминая, я сознавал: Лукас нужен следствию, потому что он знал водителя самосвала. Змеевой, как оказалось, никогда не работал на самосвале, но шоферские права у него были.
— Вы хоть мне скажите, из-за чего я здесь торчу? — спросил я у Петрова.
— А вам хозяева ни о чем не говорили?
— Нет.
— Вы спрашивали?
— Да.
— Все очень просто, — проговорил Петров, все так же странно, как и при первом знакомстве, поглядывая на меня. — Во время кавказской войны генерал Шарипов в день серебряной свадьбы дарит своей жене кулон с изображением белой розы. Кулон дорогой. Белое золото, платина ажурной работы и пять бриллиантов на лепестках. Украшение ювелир оценил в сто тысяч баксов. Я уж сейчас не говорю о том, каким образом достался кулон генералу…
— Когда оценен был кулон? — спросил я.
— Совсем недавно.
— И кто оценивал?
— Анна Дмитриевна. Она приехала в комиссионный ювелирный магазин, что на Липаевской, и попросила оценить украшение.
— Что же заставило ее это сделать?
— А вот тут-то можно только строить догадки. Полагаю, у Анны Дмитриевны, кроме настоящего кулона, был еще и поддельный. Такое часто случается. На Западе, например, сплошь и рядом. Опытные ювелиры изготавливают своего рода двойники ценных вещей, которыми очень часто пользуются в быту их владельцы, глубоко спрятав подлинник.
— Так во сколько, говорите, был оценен кулон? — снова повторил я вопрос.
— В сто тысяч долларов, — тихо сказал Петров.
— Как же она не побоялась ехать одна?
— Бояться-то боялась. Страхи ее мучили. Особенно в последние месяцы. Значит, что-то случилось после того, как она побывала у ювелира.
— По-видимому, случилось, раз последовали все эти несчастья.
— А Раиса с Федором знали про кулон?
— Разумеется, знали. Кроме того, они прямые наследники Анны Дмитриевны. Раиса настаивала на том, чтобы продать кулон, а деньги разделить и положить на сберегательную книжку. Раиса говорила своей матери, что та из-за этого кулона скоро лишится разума — и сон уже потеряла, и аппетит, и нервы вконец расшатались. Вы не припомните, как все-таки в последнее время относилась Анна Дмитриевна к Раисе с Федором?
— Понимаю вас, — сказал я. — Анна Дмитриевна всегда с нетерпением ждала приезда своих. Но когда они приезжали, сразу хмурилась, дергалась и с нетерпением, как мне казалось, ждала, когда они уедут.
Раиса и Федор, надо сказать, совсем нехотя работали на участке. Помню, с каким омерзением Федор копал землю под вишнями. Его можно было понять. Целый день в поле, а потом у него и свое хозяйство имелось: ферма, какая-то живность, огородец, погребок недавно в гараже выкопал, зацементировал, а тут приезжает на воскресенье — и снова работа.
Петров вдруг совсем изменился в лице. К калитке подошли мужчина с женщиной, точнее, с девочкой. Мужчина был высокий, широкоплечий, а девочка — тоненькая, хрупкая. Мужчина пошарил рукой, нашел щеколду, открыл калитку, и я понял, что он не впервые здесь, так уверенно незнакомец искал щеколду, которую я сам прибивал в расчете на некоторую тайну.
— Впустите их, — шепотом сказал мне Петров и тут же нырнул в соседнюю комнату.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил я.
— Мы по делу. Откройте на минутку.
— Хозяев нет. Я один дома, — сказал я.
— Мы знаем. Федор с Раисой разрешили нам осмотреть дом на предмет купли-продажи, — пояснил мужчина. Он представился: — Инокентьев Игорь Зурабович. А это моя дочь Ириша. Я хорошо был знаком с Анной Дмитриевной и с ее мужем Павлом Ивановичем Шариповым.
Читать дальше