Юрий Мамлеев: Мир и хохот

— Но вы же жили мирно, — пухло возразила Ксюша.

— Это и пугало меня больше всего, ненормально ведь это, — тихо ответила Алла. — Стасик был какой-то не в меру смирный.

— А теперь вот что выкинул, — не удержалась Ксюша. — И записка-то, по существу, наглая. «Меня не ищи»… Тоже мне…

— Именно. Я тогда особо внимания не обращала. Но теперь, думая о происшедшем… Словосочетания необычные, бормотание во сне… Смещение ума в нем какое-то было…

— Вот он и сместился.

— Незаметное почти… Помню еще… Да, но все равно размотать такой клубок пока невозможно. Помощь нужна.

Но помощи не было. Нил Палыч сам исчез. Сестры звонили ему, звонили, в дверь стучали — ничего, кроме напряженной тишины, даже покоя.

— Бог с ним, со Стасиком, раз он так со мной поступил, — удобней располагаясь на диване (даже в кухне у Ксюши стоял диван), сказала Алла. — Найду другого… Хотя, конечно, жаль… Страшно иное: какими мы себя в зеркале видели, ужас, что это — тайная суть наша, душа до рождения, или после смерти, или же в конце времен…

— Вот это действительно страшно, — и Ксюша даже инстинктивно положила свою нежную руку себе на животик. — Кто мы?.. А ты видела глазки Нил Палыча, когда он на себя в зеркальце-то глянул… Что там отразилось — не видела. Но личико его словно на тот свет полезло. Хорош был… Наверное, потому и исчез. От самого себя сбег.

— Он специалист. Как-то при мне обмолвился, что у него старинный манускрипт есть, на немецком, о связи зеркала с невидимым миром…

— Все равно, Алка, я себя не боюсь, какой бы я ни стану, даже в конце времен, после всяких рождений и потусторонних пертурбаций… Пусть мы будем с тобой чудовищами… Все одно… Как можно себя, родную, бояться? Что еще может быть ближе к себе?

— Чудовища, возможно, мы есть где-то внутри себя, Ксюшенька. И таковыми будем, обнаружим себя когда-нибудь…

— А все равно, — махнула ручкой Ксюша. — Ну и, допустим, чудовища… Главное быть. А чудовища, не чудовища — не важно. Лишь бы быть.

— Оно конечно, — вздохнула Алла, отпивая любимый чай. — Провались все пропадом, но ближе себя ничего нет… Но все-таки, Ксюнь, сложности и сюрпризы метафизические всегда случаются… Тут, в пещерной этой жизни, и то чего только нет… А там, внутри, на свободе-то… Эх… Я, бывало, смотрю на себя в зеркало и вдруг вижу — не я это, чужой себе становлюсь…

На пол с дивана спрыгнула жирная кошка — любимица Ксюши.

— Хватит, Алка, хватит. Не углубляй. После таких сентенций — мне три самовара надо выпить, чтобы отойти. С водярой я завязала, на время. Кошка и та испугалась: чужой самой себе, ишь! Они-то нас умнее.

Алла расцвела:

— Поймай ее. Я ее поцелую.

— Я тебя лучше поцелую, чтоб у тебя мыслей жутких больше не было…

— А все-таки: где Стасик? — вдруг выпалила Алла. — Слышит ли нас, как ты чувствуешь, интуитка моя?

— Алла, — вздохнула Ксюша. — После всего, что было, после записки, зеркал и рож, — считай его отрезанным ломтем. Забудь его, тебе же лучше. В нашей среде другого найдешь, не хуже…

— Но разрешить же этот кошмар надо! — с упором проговорила Алла. — Здесь надежда, конечно, только на Леночку и ее окружение. Нил Палыч, в сущности, что-то не то. Пусть и необычайный. Не теоретик полностью, не практик — а так, курица метафизическая. Ленок — другое дело. Около нее — огромная, черная, бездонная яма, а она только свистнет, как из черной ямы такие персонажи выскакивают… Ее окружение, так сказать. Куда там Нил Палычу: в этой яме ему только подметальщиком быть…

Ксюша с удовольствием откусила пирожок и свернулась калачиком на диване. Кошка прыгнула к ней — чтоб быть поближе к теплу. Ксюша спросила между тем:

— Когда ж Ленок-то вернется из своего Питера?

— Да сегодня уже должна.

И в это время раздались три загадочных звонка в квартиру.

— Да это Степа идет. Его звонки, — вскочила с дивана Ксюша.

И вошел дикий Степан, Милый, как известно, по фамилии.

— Ты весь в траве, Степанушка, — ласково встретила его Ксеня. — Поди, катался кубарем на полянке, да?

Алла тоже восторгалась Степушкой: «Свой, бесконечно свой, и Ленок его жалует».

Степан входил в эту небедную квартирку, как в некую пещеру, где можно веселиться, не боясь высших сил.

— Куда, куда ты?! — заверещала Ксюша и стала щеткой стряхивать с него пыль. — Подожди чуток, не лезь сразу в кухню.

— Я, Ксения, теплый уже, минут десять назад вернулся на землю, — улыбнулся Степан. — С меня теперь спрос. Тутошний я опять пока.

Алла расхохоталась: