Владимир Митрофанов - Кемер в объятиях ночи

Была ли это идеальная семья? Неизвестно. Но, несомненно, один из ее вариантов. Схема идеальной семьи вообще никому не неизвестна. Официально семья должна быть моногамной, но и у нас бывают семьи полигамные, так один имел жен в четырех городах, куда ездил в командировки, и тем самым экономил на гостиницах. Там в гостиницах договаривался и брал чеки за проживание, а потом ему их оплачивали на работе. Половину он давал в рецепцию, и все были довольны. А все жены, кроме одной, (в каком городе он и сам уже затруднялся сказать), были с ним в гражданском браке, причем абсолютно уверенные, что они замужем, о чем и известили очередную перепись населения.

Идеальная семья всегда подразумевает некое разделение ролей, определенные принципы и ритуалы. Например, муж зарабатывает, жена занимается хозяйством и детьми. Или оба работают и оба же занимаются семьей и домом, но муж — „мастер — золотые руки“, обеспечивает техническую сторону проживания: бесперебойно работающую сантехнику, электроприборы, всякие там полочки и шкафчики на кухне, так обожаемые женщинами. Различия заложены самой природой: у мужчины нет месячных и связанных с эти делом перепадов настроения и работоспособности, он не может быть беременным, рожать, кормить грудью, но тогда он обязан выполнять другую функцию: защищать и обеспечивать свою семью.

Одна сотрудница в бухгалтерии мужчин меняла примерно раз в три года, мужей у нее только законных уже было вне счета (счет теряется в таких случаях после трех), и столько же сожителей. Одной из причин такой смены являлось и то, что у нее не было детей — не получилось. Поэтому менять партнеров, когда надоедали, ей было вовсе не обременительно. Надоел — поменяла. А вот дети сильно осложняют подобные вещи.

Один знакомый Григорьева очень сильно расстраивался именно по этому детскому поводу, поскольку после развода дочка его осталась с женой. Жена, будучи сама откуда-то с юга, после развода вышла замуж или просто жила с каким-то грузином. Ребенок был то у родного папаши, то у матери, то у родственников в Осетии. У родного отца девочка (а ей было восемь лет, но почему-то до сих пор не ходила в школу) спрашивала: „Я ничего не пойму, кто я вообще, вот ты — мой папа, а Гога тогда кто, и почему все так получилось?“ Отец не мог ей ничего на это ответить. А что тут скажешь?

А когда дети вырастают, но начинаются новые проблемы. У знакомых дочка отмечала восемнадцатилетие. Родители уехали на все выходные на дачу, чтобы не мешать ей. Они думали, ну придут пять-шесть человек, посидят, потанцуют. Дочка же на свой день рождения назвала кучу друзей, они напились, выбили стекла в серванте и в двери на кухню, раскололи цветочные горшки на подоконнике; со слов соседей, орали матом и шумно блевали с пятого этажа, свесившись по пояс из окна. Еще и по возвращении нашли парочку за диваном на полу, которые слепились и все еще не могли разлепиться, как насекомые. Позже мать подслушала их впечатления: „Здорово провели время!“

У одного дочь, вроде он и глядел за ней во все глаза, в шестнадцать лет вдруг родила. А поздно сообщила, что беременна, потому, что до смерти боялась отца („Авось, само рассосется“). Попсиховали, попсиховали родители, а что тут поделаешь! Родила удачно. Ребенок родился здоровенький, орал, конечно, по первому году чуть не каждую ночь без передыху — все хотел есть. Бабушка и дедушка им в основном и занимались, поскольку дочке надо было учиться, приходила она домой поздно, потом у нее появился молодой человек, и она иногда оставалась у него ночевать. А что там будет дальше, никто не знал.

Впрочем, с дочерьми у людей бывали и другие, гораздо более серьезные проблемы. Григорьев как-то от кого-то услышал, что умер Галямов, их общий с Тарасиком приятель. А позже Тарасик ему все рассказал подробно:

— Галямов, по сути, вроде как был и неплохой отец: не пил, занимался с дочерью Маришей, водил ее на кружки, был с ней строг, никуда не пускал, но потом в подростковом возрасте дочь за что-то его невзлюбила и начала всячески ему досаждать. Начались постоянные прогулы, тусовки. Потом выяснилось, что она торгует интимными услугами и через Интернет, и просто так, да еще и долбается героином. Галямов пошел разбираться. Нашел квартирку, позвонил. Вышел какой-то грузин-сутенер. Толстый и волосатый. Сразу начал гнуть пальцы веером, что-де у него брат вор в законе, обложил Галямова матюгами с акцентом, толстым своим брюхом его выталкивать из квартирки, что было абсолютно невыносимо и отвратительно. Мариша же, скрестив руки, глядела на отца с усмешкой: „Ну, что, съел, папаша хренов?“ Галямов тогда ушел, раздобыл где-то охотничье ружье и при дочери убил грузина выстрелом прямо в проклятое брюхо, а потом тут же выстрелил себе в рот картечью. Что там было! Грузин успел еще и обосраться перед этим. Говорят, весь потолок и стена в комнате были в галямовских мозгах и оттуда капало и стекало мерзкой малиновой слизью. Даже на телевизор попало. К тому же кровь ногами растащили потом по всей лестнице санитары и менты. Аж подошвы прилипали и щелкали, когда отлипали. Самое жуткое, что сама она, Мариша, была в этот момент обдолбана или пьяна и ей было все равно. Вся квартира настолько была залита кровью, что протекло сквозь потолок на этаж ниже, потому что из грузина хлестало как из ведра, пока он, наконец, не помер. Когда менты приехали, так один из них даже поскользнулся и чуть ли в шпагат не сел прямо в это самое дерьмо, а другой тут же на пол и наблевал. Соседи еще подавали в суд по поводу ремонта, а Маришке было пофиг. Слышь, чего подумал: возможно, какой-то пробел воспитания в детстве все же Галямов допустил. Не хватило какого-то важного звена. Может быть, потому что по дому она никогда ничего не делала. Отсюда результат, что Галямыч отец в целом получился плохой. И конец у него был плохой. А бывший сосед дядя Саша Ковтюхов получается, что отец хороший, хотя и поколачивал по пьянке жену и обеих своих дочек. Те, однако, выросли, выучились, работают, вышли замуж, народили ему внуков, да и теперь папашу не забывают, ухаживают за ним, часто заходят, приносят и „Беломор“ и даже бутылочку. Отсюда вывод, что именно дядя Саша как раз-то и был хороший отец, а Галямыч — плохой. Слушай, я первый раз видел ситуацию, когда никого не жалко: один мудак убил другого мудака и сам застрелился. Мир ничего не потерял, разве что приобрел…