Маковка после того приключения стоял исключительно за радикальный подход.
— А по мне их надо убивать прямо в море. А иначе они подумают: с этим не получилось — не догнали, пойдем других ловить и грабить. А ведь испокон веков закон был один: пират подлежит уничтожению. Раньше так всегда и делали. Хуйнуть по ним из гранатомета или с самолета ракетой. И летчикам тренировка и людям польза. Говорят, китайцы, если ловят пиратов, сразу их расстреливают, а потом выбрасывают за борт — акулам. Якобы поэтому в Южно-Китайском море пиратов почти нет. Конечно, самый простой и политкорректный вариант тогда был: отдать яхту, сохранить жизнь, посидеть какое-то время в тюрьме, дать себя избить, потрепать нервы родственникам, чтобы те собирали выкуп, значит, влезть в безумные долги (за просто так никто не даст — разве что в долг — кому есть до тебя дело?), и все чему нас учили, все наши понятия — все пошло бы прахом — скажи, смог бы ты дальше жить нормально? Смог бы я с тобой теперь так вот разговаривать? Есть вещи, которые делать ни за что нельзя, иначе — в тебе что-то сломается, и ты дальше все равно не сможешь жить, станешь другим, будешь пресмыкаться. Некоторые поступки опускают человека на всю жизнь. Представляешь, какой-то черный бандюган с оружием в руках будет тебя бить и приказывать тебе. Для бывших боевых пловцов это было невозможно, как невозможно для омоновца, чтобы его зашпыняла шпана. Есть важные стержневые принципы, с потерей которых даже сама жизнь теряет смысл. Кроме того, пират — исторически существо вне закона. Его место — в петле на рее и в кандалах на галерах. Все века почиталось за честь убить пирата. Интересно, что я увидел в их черных глазах изумление: мол, кто-то еще смеет оказывать сопротивление! Вот он уже идет на дно и еще удивляется…
Следующий день был понедельник, а по понедельникам с раннего утра в Бельдиби приезжал базар: длинная череда прилавков под тентами с разнообразными товарами, как с продуктами, так и с тряпьем. Машке тут же захотелось махровый банный халат. Долго выбирали. Когда проверили, то оказалось, что он упакован без пояса. Продавец был явно недоволен претензией, но пояс взял от другого халата. Машка этим происшествием была очень горда: «Меня не надуешь!» Себе Григорьев купил сразу две пары джинсов.
Придя на пляж, Григорьев, к его удивлению, обнаружил там Ирину. Все утро нее было прекрасное настроение, она много смеялась, просто звенела смехом. Рядом располагалось некое любопытное существо вероятно женского пола, которое так и лежало на одном месте на лежаке под палящим солнцем с самого утра и до вечера, кажется, вообще никуда с пляжа не уходило, даже на обед. Это была совершенно необыкновенная иностранная женщина, лет уже, наверное, к сорока — точный возраст было определить чрезвычайно сложно: уж очень она была худая — так что кожа висела, да и к тому же загорелая буквально дочерна. Загорала она круглый день, причем лежала топлесс на солнце, периодически густо намазывалась маслом и очень редко купалась. Из-за болезненной худобы груди ее выглядели дряблыми мешочками и не представляли никакого эротического зрелища. Все смотрели на нее как на страшноватую диковинку, хотя несомненно в ней была порода, не исключено, что некогда она работала моделью — по походке, повадкам. Трудно и невозможно было представить ее в офисе или за станком. Хорошая была бы иллюстрация к энциклопедической статье «Нервная анорексия». Мумия выглядела краше, чем эта бывшая модель. Наши, в большинстве своем довольно полные женщины, смотрели на нее со смешанным чувством. Эта была та ситуация, в которой они чувствовали свое некоторое превосходство и выпячивали груди.
На лежаке рядом возлежала театральный администратор Вера Павловна, ненавистница гаремов. Работала она в одном известном питерском театре. Рассказала, что с каждым годом все больше не любит артистов, хочет менять работу:
— Они как дети. Если едешь с ними на гастроли за границу: уже после дьюти-фри — они все пьяные, отсюда вечные скандалы в самолете, стюардессы бутылку буквально отрывают ото рта, как соску. То они паспорт потеряют, то багаж. Задолбали уже! Я их спрашиваю: «Как вы вообще со своими семьями-то ездите за границу на отдых?» — Те отвечают: — «Нормально ездим!» Я думаю, когда сами они ни за что не отвечают, то очень расслабляются. И это происходит почему-то именно на гастролях.
Дружок Григорьева, Вася Катышев, много лет проработавший в ГАИ, однажды остановил одного очень известного артиста театра и кино банально за превышение скорости. Артист, хотя на удивление был абсолютно трезв, при разговоре ни одной фразы без мата не произнес. У Катышева просто челюсть отвисла: даже он такого изощренного мата еще в жизни не слышал. Рассказал Григорьеву. На это Григорьев ему сказал тогда то же, что и теперь Вере Павловне:
Читать дальше