Анатолий Гаврилов - Берлинская флейта [Рассказы; повести]

Роза вскакивает, бежит к выключателю, быстро раздевается и ныряет в холодную постель, под пальто и одеяла.

Вздрагивает от холода… Завтра, говорят, уже топить начнут… сегодня днем снег падал… нужно на выходной домой съездить, матери помочь…

В дверь постучали властно. Роза открыла. На пороге стоял красивый незнакомый офицер в парадной форме.

— Роза Кульбакина? Пять минут на сборы!

Роза быстро оделась, вышла. У казармы стояла «Волга».

— Садитесь, — сказал офицер.

Машина выехала из КПП и помчалась сквозь темные леса.

Ехали молча.

Вдруг открылось громадное зарево, в ярко освещенном небе летели голуби и воздушные шары, с неба свешивались гирлянды разноцветных лампочек и пышные букеты цветов, пахло дорогими духами, слышалась красивая музыка…

— Москва! — сказал офицер.

Остановились у мраморного здания, поднялись по ступенькам, вошли.

На стенах висели портреты государственных деятелей, среди которых Роза вдруг увидела портрет своего отца.

«А мы с матерью считали его алкоголиком, пропащим человеком!» — успела подумать Роза, и они вошли в большую комнату с хрустальной люстрой и тяжелыми портьерами.

— Роза Кульбакина по вашему приказанию доставлена! — доложил сопровождавший ее офицер, и прямо из стены к ним вышел Главнокомандующий.

Роза испуганно попятилась к двери.

— Не бойтесь, Роза! — сказал он. — Я пригласил вас сюда, чтобы лично выразить вам благодарность за проявленные вами мужество, стойкость и героизм! Я знаю — к вам по ночам стучались в дверь, но вы ее не открыли! Вы никого не совратили и сами не совратились! Мне приятно вас видеть! Если у вас есть какие-то просьбы, пожелания — скажите, не бойтесь, не стесняйтесь! Может, вы нуждаетесь в чем-нибудь? Не хотели бы вы, например, остаться в Москве? Здесь, если вы пожелаете, вам могут сделать пластическую операцию, вы станете красивой девушкой, выйдете замуж и будете жить счастливо… Может, вам лондатон нужен? Губная помада? Тушь, сережки? Я могу распорядиться, и специально для вас изготовят медаль «За стойкость при стуке в дверь в условиях ракетного дивизиона, расположенного в глухих, болотистых лесах»… Ну что же вы молчите, Роза Кульбакина?

«Что же я молчу?!» — в ужасе думает Роза.

Ее душат слезы, она всхлипывает, плачет — и в это время звенит будильник, пора на кухню.

Жил-был Гантенбайн Арнольд Мефодьевич, и держал он кабана; кормил его отходами из столовой Дома творчества композиторов, где работал сторожем. Кабана кормил, сам питался. А чем плохо?

И вот когда пруд сковало льдом, а в лесу затрещали деревья, заправил Арнольд Мефодьевич паяльную лампу бензином, наточил немецкий штык и пошел к кабану.

— Не режь меня, Гантенбайн! — взмолился кабан. — Додержи до Нового года — не пожалеешь.

Задумался Арнольд Мефодьевич, вспомнил русские народные сказки и воздержался колоть кабана. Стали дальше жить-поживать, да только кабан наглеть стал: то газету ему почитай, то книгу на ночь. Не исполнишь — орет, визжит, копытами топает. Старается Арнольд Мефодьевич, удовлетворяет кабана, а тот пуще наглеет:

— Хочу на живых композиторов посмотреть!

Упал Арнольд Мефодьевич на колени перед композиторами, сжалились те, пришли к кабану, стали ему свои произведения исполнять — очень ему это понравилось: расчувствовался, слезу пустил, собственную песню «По Золотому кольцу приезжайте в Иваново» изъявил желание спеть и спел, чем весьма растрогал композиторов.

Наступил Новый год. Заправил Арнольд Мефодьевич паяльную лампу бензином, наточил немецкий штык и пошел к кабану.

— Не режь меня, Гантенбайн! — взмолился кабан. — Додержи до Рождества — не пожалеешь!

Задумался Арнольд Мефодьевич, вспомнил русские народные сказки и отложил штык в сторону. Стали они дальше жить-поживать, да только кабан все пуще наглеет:

— Хочу цветной телевизор смотреть! Хочу Фрицше читать! Хочу Рофию Сотару иметь!

Закручинился Арнольд Мефодьевич, да делать нечего — нужно исполнять. Все свои сбережения на кабаньи прихоти пустил, а тот еще издевается:

— А ответь-ка ты мне, Гантенбайн, как ты жизнь свою прожил?

— Хорошо, — отвечает Арнольд Мефодьевич.

Захохотал кабан, мухаком и порванцом обозвал.

Или:

— А ответь-ка ты мне, Гантенбайн, что нужно сделать для полного торжества первого закона диалектики — закона перехода количества в качество?

— Арендный подряд внедрять, гласность и демократию, — ответил Арнольд Мефодьевич.