Анатолий Гаврилов - Берлинская флейта [Рассказы; повести]

Курица отскочила в сторону и снова замерла.

Закончив работу, Николай Иванович отнес в сарай остатки жести, толя и проволоки и пошел в дом.

Там жарко топилась печь, жена за столом лузгала семечки; дочь, напевая «Миллион алых роз», в зале у трюмо подкрашивала глаза.

— Куда наряжаешься? — спросил Николай Иванович.

— Не шелести, — ответила дочь.

— Пошелестишь, да поздно будет! — крикнул Николай Иванович.

— Не трогай ее, — сказала жена. — Дырку заделал?

— Заделал.

— Садись обедать.

Она поставила перед ним тарелку горячего борща с острой, торчащей костью, он молча поел, выпил кружку холодной воды и лег на кушетку.

Дочь, продолжая напевать, натянула новые лаковые сапожки, надела пальто и шапку и пошла к двери.

— А теплое надела? — крикнула жена.

— Надела, надела, — огрызнулась дочь.

— Где ж надела?! — крикнула жена, подбегая к дочери и задирая ей подол.

Николай Иванович отвернулся к стене и закрыл глаза.

Ему представилось, как дочь идет сейчас в лаковых сапожках по грязному асфальту к поселковому магазину, как она пьет с хулиганами вино, хрипло смеется, курит…

Чтобы не видеть этого, он открыл глаза и стал думать о том, что нужно где-то раздобыть мешок опилок и утеплить водопровод — прогноз обещал заморозки…

Уснул. Приснилась станция. Шли маневровые работы. Вдруг один из вагонов отцепился и пошел под уклон. Нужно было побежать и подложить под колесо башмак, но Николай Иванович почему-то стоял и не мог сдвинуться с места. А вагон набирал скорость и резво бежал к горловине, куда уже заходил пассажирский поезд… «Все. Конец, тюрьма!» — обреченно подумал Николай Иванович, и тут его разбудила жена: куда-то исчезла курица с синей меткой.

Он оделся, вышел.

Серый день клонился к сумеркам, ветер развернулся с севера, гремел железом, трепал на вишне остатки красных листьев, сбивал дым с дальних заводских труб и гнал его в сторону поселка.

Николай Иванович пересчитал кур в курятнике, осмотрел все закоулки двора и огорода, заглянул в дыру уборной — курицы с синей меткой действительно не было.

Не было ее и на улице.

Пошел к соседям.

Там ответили, что никаких чужих кур у них не было, нет и не может быть, и нечего тут ходить, собак дразнить.

Пошел по улице, заглядывая в чужие дворы и огороды.

Свернул на пустырь.

Что-то белое мелькнуло, но это была не курица — обрывок бумаги взвился в мутное небо.

Ветер гудел, завывая, под ногами трещал подмороженный бурьян.

Быстро стемнело. На горизонте уже вздрагивала горбатая цепь заводских огней. Рейсовый автобус прошел с включенными фарами. Тускло, будто сквозь марлю, светились поселковые огни.

Что-то чернело впереди — там, где после ноябрьских праздников нашли мертвого человека.

Николай Иванович остановился.

Черное пугало его.

Он уже хотел было повернуть назад, но тут в заводской стороне стали сливать доменный шлак, зарево быстро двинулось к поселку и озарило пустырь.

Николай Иванович сделал несколько нерешительных шагов вперед и облегченно вздохнул: то, что чернело и пугало, оказалось обгоревшим автобусным сиденьем. Он наклонился посмотреть, не пригодится ли это сиденье в домашнем хозяйстве, и увидел курицу. Она лежала за сиденьем, в ложбинке, в свежих сгустках крови. Он долго стоял и смотрел на мертвую курицу.

«А здесь я никогда не бывал», — думает Василий Исаевич, нерешительно входит, покупает билет, удивляется, что так дешево, и оказывается в очень красивом и совершенно безлюдном зале городской картинной галереи.

Он степенно осматривает произведения местных художников и останавливается у холста, на котором так правдиво изображено летнее море, что хочется тут же раздеться, войти в эту лазурную благодать, а потом полежать на желтом песочке…

«Очень хорошая картина», — думает Василий Исаевич, узнает из таблички имя автора, и лицо его тут же меняется: создатель данного полотна Демерджи Василий Константинович должен Василию Исаевичу триста рублей и не собирается их отдавать…

«Скотина!» — думает Василий Исаевич и решительно покидает зал.

В нашем городе очень развита тяжелая промышленность. У нас крупнейшие домны, мартены и прокатные станы. Много героев труда. Имеются клубы и стадионы. С продовольствием хорошо. К нам за колбасой приезжают из соседних городов.

С матерью и старшим братом я живу на окраине города, в поселке Шлаковом. Это большой и крепкий поселок. Многие имеют машины и мотоциклы. Питаются и одеваются хорошо.