Андрей Юрич - Ржа

Спиря не боялся высоты, темноты и возможного наказания. Свежеисполненный обряд посвящения не коснулся в его душе никаких чувствительных мест. Зато, пока он лез в мягком угольном мраке по отвесной выгнутой стене, ему в голову снова пришла отброшенная было теория эвенского происхождения индейцев. Так как лазить внутри большой трубы был индейский обычай, Спиря тщательно перебирал все рассказы, сказки и песни, слышанные от деда, на предмет обнаружения отголосков этой традиции в своем родовом прошлом. И ему даже казалось, что он что-то такое вспоминает. Только очень смутно. Ему чудились пасти чудовищ величиной с землю или больше, силуэты божественных рыб в бескрайней глубине предвечного моря и свет, свет солнечного неба, возникающий так неуверенно и все ярче в адской пепельной тьме. Но он не мог определить, откуда это.

Проще всего было с Пашкой и Дуди. Пашка хотел есть, а Дуди улыбался.

Племя почему-то ржало. Алешка отвлекся от своих мыслей про железного чертика и спросил:

— Вы чего?

Ему в лицо одновременно вытянулись несколько пальцев:

— Ты на себя посмотри!

Вождь провел ладонями по щекам. Индейцы хором прыснули, а Дима даже свалился с фундамента трубы, приземлился, как толстый кот, на четыре конечности и от смеха не мог подняться с земли, лишь косился через плечо на Алешку. Только сейчас вождь сообразил, что на физиономиях воинов лежит густой слой черной сажи, а подбородки у них белые, потому что в трубе их закрывали коробочки распираторов. Выглядело это действительно смешно.

— Что, — захихикал вождь, — и я такой же?

— Не, — помотал головой ржущий Пашка, — ты вообще весь черный. И Дуди тоже.

«Ну, конечно, — подумал вождь. — Мы же сняли свои распираторы там, внутри».

Его мучил вопрос, надо ли индейцам знать, что произошло с ним на невидимых скобах в сажистой темноте. Дуди спас жизнь вождя. И это было дико. Это не укладывалось в представления племени о Дуди. Не соответствовало всем прежним поступкам Дуди и тому, как воины привыкли поступать с ним. Сейчас Дуди сидел и улыбался самым дурацким образом — во весь рот, ощерив белые зубы и сверкая белками огромных глаз. А там, где не видно было его улыбки и бессмысленного взгляда, детского лица, он действовал, как настоящий шаман, — как будто мог видеть в темноте и знал события до их свершения. Алешка даже помнил еще вкус Дудиных слюней на загубнике. И он подумал, что сейчас, когда Дуди ведет себя уже совсем не как шаман, слюни-то его наверняка не успели измениться. И может быть, поэтому, а может быть, потому, что не хотел быть публично обязанным маленькому дурачку, или потому, что своим поступком Дуди, как ни странно, бросал тень на авторитетность, самостоятельность и предусмотрительность главного человека племени, — вождь ничего не сказал воинам. Дуди остался классическим придурковатым шаманом из болгарского вестерна.

Отойдя на пару сотен метров в тундру и умывшись из ледяной лужицы, воины собрали совет. Все племя расселось в кружок на сухих кочках.

— Пусть Дуди спляшет. Шаман должен плясать и говорить с богом на виду у совета, — сказал Пашка.

Все закивали серьезными лицами. В кино шаман всегда плясал перед важными совещаниями.

— Дуди, пляши! — махнул рукой Алешка.

Шаман вышел в круг, поднял ладошки к небу и начал притопывать на месте, поглядывая с восторгом на друзей.

— Ну, и с богом поговори… — с сомнением в голосе дал команду вождь.

— Дуди-дуди! — крикнул звонко шаман. — Дуди!

— Вот и ладно, садись, хватит людей смешить, — Алешка дернул шамана за полу курточки, и тот послушно уселся у ног вождя.

— Это не настоящий шаман, — сказал Спиря. — У него пена изо рта не идет.

— Какой есть, — примирительно сказал Алешка.

— В кино у индейских шаманов не шла никакая пена, — пояснил Пашка. — Это у ваших якутских, наверно, идет.

— Я не якут! — Спиря даже привстал над своей кочкой. — Я эвен!

— Ну, ладно, ладно, ты эвен, а они якуты, — Алешка указал на Диму и Колю. — Давайте уже дело говорить.

— Я не якут! — Коля повернулся к вождю, и Алешка с удивлением заметил, что лицо их старшего воина подергивается, как будто от сильного волнения.

— А кто ты?

— Я бурят!

— А какая разница?

Коля хотел что-то сказать, но поперхнулся словами. Дима мрачно поглядывал поверх толстых щек то на Спирю, то на Колю. Участники великого воинского совета вдруг почувствовали, как между ними пробирается что-то скользкое, противное и бессмысленное.