Пьер Буль - Фотограф

В сотый раз спрашивал себя Марсиаль Гор, что такого могла она найти в нем, увальне и мизантропе, лишенном обходительности, немолодом и к тому же увечном. Некоторые девушки из его клиентуры, юные актрисочки, иногда делали ему недвусмысленные намеки, и ему случалось пользоваться этим, но мотив был очевиден, и он не строил на этот счет никаких иллюзий: они надеялись добиться серии фотографий, на которых будут выглядеть особенно привлекательными. В этой специфической отрасли, которую он часто проклинал, хотя и вкладывал в нее весь свой профессионализм, он завоевал репутацию, ставившую его вровень с лучшими студиями.

Но Ольге подобные мотивы были явно чужды. Она не просила его ни о какой услуге. Она не была ни актрисой, ни девушкой, снимающейся для обложек журналов. Ее профессия не имела ничего общего с фотографией: она работала управляющей в небольшом антикварном магазине. Помнится, она говорила что-то в этом роде. Вообще-то ему на такие детали было наплевать.

Она жила в отеле примерно с месяц. Познакомились они в баре, куда оба иногда заходили за корреспонденцией, а перед этим раза два или три столкнулись в лифте. Он отметил серьезный вид; временами она казалась даже жесткой, что контрастировало с ее девичьим силуэтом (ей было, скорее всего, не больше двадцати пяти лет); ее не слишком красивое лицо порой странным образом освещалось внутренним огнем, вспыхивавшим в ее необычайно глубоких глазах. Это сильно отличало Ольгу от всех тех кривляк, которых он созерцал каждый день. Кроме того, одно странное обстоятельство возбуждало любопытство Гора и придавало этой девушке в его глазах некую загадочность: он был уверен, что где-то уже видел это лицо, мало того, он был почти убежден, что видел его на фотографии. Он обладал профессиональной, безошибочной в таких делах памятью. Но вот где, при каких обстоятельствах ее черты запечатлелись в его сознании? Тогда она была, несомненно, гораздо моложе: память сохранила какое-то детское выражение этого лица. Несмотря на все усилия что-либо вспомнить, это ему никак не удавалось, и он чувствовал, что и все дальнейшие попытки окажутся тщетными.

Они выпили вместе по стаканчику. И тут она, улыбаясь, сообщила (и это тоже удивило его), что ей знакомы его имя и то, что он пользуется репутацией первоклассного фоторепортера. Она сказала, что хорошо запомнила одну фотографию, сделанную им во время войны в Индокитае, которую увидела в журнале, издававшемся большим тиражом.

Он, конечно, помнил этот снимок, одну из лучших своих работ. Девушка польстила его самолюбию, и он, расслабившись, пустился в откровения. Теперь, когда он жил в беспросветном одиночестве, ему трудно было оставаться равнодушным, видя такой интерес к своей персоне. Тем не менее, вспоминая потом этот разговор, он не мог освободиться от странного чувства. То, что кому-то запомнился необычный снимок (а тот снимок был именно таким) — это еще куда ни шло (и все же. Сколько же ей было лет во время войны в Индокитае? Она была еще совсем ребенком!), но чтобы в памяти всплыло имя фотографа — это уж казалось почти невероятным. Фотограф, увы, никогда не получает той известности, какая бывает у художника. Даже в случае с самыми сенсационными снимками имя их автора остается лишь в памяти нескольких специалистов, нескольких коллег, да и то ненадолго. А между тем она точно назвала и некоторые детали снимка и примерную дату его публикации… Эта женщина — настоящий феномен! Ко всему прочему ее воспоминание никак нельзя было объяснить повышенным интересом к искусству фотографии вообще. Он быстро понял, что она совершенно в нем не разбирается и не знакома даже с теми двумя или тремя книгами по этому вопросу, которые пользовались заслуженным успехом у фоторепортеров.

«Разве что моя внешность пробудила в ней бурную страсть, и она решила собрать обо мне сведения, чтобы, польстив моему тщеславию, заразить меня своим восторженным пылом», — говорил себе Марсиаль, снова и снова размышляя над странным поведением девушки. Несмотря на неправдоподобность такого объяснения, оно казалось наиболее естественным из всех тех, какие вообще могли прийти ему на ум. Во всяком случае, оно в достаточной степени льстило его самолюбию.

Как-то раз в разговоре с ней он случайно упомянул про коллекцию своих лучших, по его собственному убеждению, снимков, многие из которых по различным причинам никогда не были опубликованы. Она попросила его показать ей эту коллекцию. Марсиаль хранил ее в ящике стола, никогда никому не показывал, да и сам смотрел крайне редко. Она проявила настойчивость, преисполненную такого дружелюбия, что он не смог ей отказать. Он пригласил ее к себе в номер, по воле случая оказавшийся рядом с ее номером, и, достав альбом, стал рассказывать о разных случаях из своей жизни, проявляя почти прежний энтузиазм, проснувшийся в нем, благодаря этой новой симпатичной знакомой.