Лариса Райт - Плач льва

— Музыка Моцарта способна вносить гармонию в человеческую душу. Это тоже мнение Томатиса, но его-то, я надеюсь, ты оспаривать не собираешься?

— А я, кажется, пока еще ни с чем не спорил.

— Да. Но скептицизм, написанный на твоем лице, красноречивее любых слов.

— Да нет. Не в этом дело. Просто, понимаешь, — Артем снова загорается идеей рассказать женщине о том, как ребенок отреагировал на появление собаки, но теперь уже он видит скуку, появившуюся в глазах женщины, и только отмахивается: — А впрочем, неважно! Пойдем, Марта!

Собака осторожно забирает свои лапы из рук мальчика и выходит из комнаты вслед за хозяином. Артем знает: это нехорошо, эгоистично, даже как-то по-детски, но он не может заставить себя не надеяться и не ждать того, что ребенок начнет волноваться и переживать из-за отсутствия Марты. Но малыш никак не реагирует на ее уход, продолжая беспрерывно издавать веселые звуки. Он уже нашел себе новое занятие: накручивает на пальчик светлый локон сидящей рядом матери и отпускает его с коротким смешком. Артем выходит из квартиры, осторожно прикрывая дверь, чтобы не спугнуть резким звуком щебетание ребенка.

— Один — ноль в пользу Томатиса, — говорит он собаке. — Никому мы с тобой не нужны.

Женя никогда не сомневалась в том, что расхожие слова «незаменимых нет» срабатывают практически в любой жизненной ситуации. Поэтому незаменимой она себя не считала, но лишний раз почувствовать себя нужной, вновь осознать, что занимаешь в жизни именно свое, а не чье-то место, было необычайно приятно и, что греха таить, льстило ее самолюбию. Еще вчера она сокрушалась о неспособности подчиненных принять собственное решение, проявить инициативу и взять на себя хоть какую-нибудь ответственность, а сегодня уже улыбалась тому граду вопросов и проблем, что обрушились на нее, как только она переступила порог дельфинария. Нет, ничего экстраординарного за время ее отсутствия не произошло ни с людьми, ни с животными, но было заметно, что буквально все: и продавщица киоска Люся, и Шурочка, и дрессировщики, и их питомцы — испытывают неимоверное облегчение оттого, что директор снова в строю. Конечно, все могут теперь вернуться к исполнению исключительно собственных обязанностей и не испытывать напряжения из-за того, что неожиданно может что-то случиться, и придется действовать, и проявлять характер, и брать в руки лидерство, и отвечать за свои поступки, и не прятаться под крылышко умеющей все уладить Евгении Николаевны.

— Доброе утро, Женечка, — салютует ей пожилой охранник. Он стоял здесь на посту еще в те времена, когда Женя работала простым тренером, и имел право забывать об отчестве, обращаясь к ней.

— Доброе, — она пытается проскользнуть мимо как можно быстрее. Нет, Женя не всегда так делает. Часто останавливается, справляется о здоровье, о детях и внуках, о колебаниях курса валют, за которыми почему-то пристально следит сторож, но сейчас она торопится. Сегодня первая тренировка молодого тюленя Сэнди, и хочется присутствовать, чтобы понять, стоило ли предпринимать столько усилий и ходить по инстанциям, умоляя, чтобы подписали бумаги и обязали зоопарк передать дельфинарию одного из родившихся и уже подросших там тюленят. Женя спешит, но ей не удается сделать и двух шагов, как расстроенный голос охранника заставляет ее остановиться.

— Такое дело, Женечка…

— Да?

— Замок на воротах заедать стал. Вчера минут пятнадцать мучились, так и не смогли открыть. Пришлось коробки с сувенирами в киоск через главный вход таскать. Водитель ругался сильно, машина-то на улице осталась, там из-за этого пробка, все гудят, сигналят, кроют его на чем свет стоит, ну а он, естественно, нас. А то как же? Они разве, ироды, в долгу останутся? Им слово, они тебе десять. Я вот помню, давеча…

— Так что с замком? — Женя нетерпеливо переминается с ноги на ногу.

— А бес его знает. Заел, и все тут. А сегодня рыбу привезут. Ее-то через главный вход не потащишь.

— Не потащишь, — задумчиво соглашается Женя. — Менять надо.

— Так и я о чем. Надо менять. Старый распилить, новый купить и повесить.

— И за чем дело стало?

— За бухгалтерией. Они без вашего согласия даже чихнуть боятся. А тут такие траты: пятьсот рублей все-таки. — По его интонации невозможно понять, считает он сомнения бухгалтера по поводу самоличной выдачи данной суммы пустяковыми или, наоборот, совершенно оправданными.

Женя прикидывает: спуститься в бухгалтерию, договориться о деньгах, подписать документы — минут десять, пятнадцать. Она быстро вынимает из кошелька пятьсот рублей, протягивает сторожу: