Александр Любинский - Виноградники ночи

— Я слышал об этом деле. Говорят, оно всполошило англичан.

— Еще бы! В пятистах метрах от управления полиции!

— Вы считали?

— Ха-ха, — сказал Стенли, — ха-ха. А вы шутник.

— Еще какой!

Марк снова приложился к бокалу.

— Вы впервые Иерусалиме? Поначалу я подумал, что вы — литвак [5] Литвак. Учашийся литовской ешивы (руководители таких ешив были выходцами из Литвы). Литваки отличаются щегольством в ношении классического европейского костюма (пиджак, галстук, шляпа). .

— Нет. У меня другая компания.

— Да уж, вижу…

— Я бывал здесь раньше. Вообще-то я живу в Тель-Авиве.

— Конечно… Там поспокойней, да и англичан поменьше.

— Их везде хватает. Ничего, помяните мое слово, скоро они уберутся отсюда.

— Вам из Тель-Авива видней… Меня это не касается. Мое дело — вкусно накормить. А политикой пусть занимаются другие.

— Согласен с вами. Хорошая еда — основа основ. Но если серьезно… завоеватели приходят и уходят, а Иерусалим остается.

— Вы правы. Вся проблема в том — кого считать завоевателями. Конечно, это…

Снова возникла Тея. Прервав фразу, Стенли проследил за женой — неторопливо подойдя с подносом к ближнему столику, поставила на его мраморную поверхность две дымящиеся чашечки и тарелку с шербетом; наклонилась к арабу, что-то сказала. Засопел, задвигался, хохотнул, словно пролаял. Покачивая бедрами, скрылась за дверью.

— Конечно, это все философия. Но в нашем веке ради разных философий были уничтожены миллионы людей.

— Да, да, — Марк достал из кармана мятую пачку сигарет. — Насильственная смерть… Это ужасно. Вы позволите?

— Пожалуйста!

Щелчок зажигалки. Казалось, Стенли как фокусник извлек ее из рукава:

— К примеру, в прошлом месяце убили настоятеля русского собора — того самого, который рядом, на площади…

— И что же?

— Да никому дела нет. Прихлопнули как муху.

Двое за дальним столом поднялись, направились к выходу.

— До свиданья, Стенли! — проговорила дама, поравнявшись со стойкой.

— До свиданья, госпожа Ребекка, — отвечал Стенли, растянув губы в вежливой улыбке.

Дама была в том возрасте, когда женщины принимаются усиленно искать элексир молодости. Офицерик, совсем мальчишка, шел за ней как собачка на привязи. Возможно, она нашла подходящее лекарство? Госпожа Ребекка не удостоила Марка взглядом.

— Красивая женщина, — проговорил Марк, глядя им вслед. — Правда, несколько высокомерна.

— Все это видимость. Цену набивает.

— И кто же покупается?

— В основном, офицеры. У нее к ним слабость.

Задумчиво Марк разминал пальцами погасшую сигарету.

— Впрочем, все мы не без греха. Как говорится, первородный грех… И отец Феодор имел слабинку по этой части.

— Да? — Марк бросил окурок в пепельницу, достал новую сигарету. — У него не было жены? Для православного священника это странно.

Щелчок зажигалки, вспышка.

— Была, но умерла. От тифа. Война!

— А что говорят про убийство?

— Ничего не говорят. А что можно сказать? Времена сейчас, сами знаете, какие…

Стенли раздумчиво пожевал губами, словно заранее проговаривая то, что хотел сказать:

— Отец Феодор в последнее время стал нервозен до крайности… Хотя, он никогда спокойствием не отличался.

— И что же, по-вашему, привело его в это состояние?

— Ходили слухи, что у него хотят отобрать собор. А ведь это последнее, что осталось. В здании духовной миссии — городской суд, в Сергиевом подворье — склад… Все их чиновники куда-то разбежались. Отец Феодор заведовал тем, что уцелело.

— А где он жил?

Стенли молчал, наклонив голову, упираясь обеими руками в стойку. Казалось, он тщательно разглядывал её обшивку.

— Здесь неподалеку, — проговорил он, наконец. — Тоже на Невиим… Вверх по улице — железные ворота с крестом над ними. В глубине двора слева — его дом. А кабинет его находился тут же, в Сергиевом подворье. На втором этаже. Там его, говорят, и убили.

Почувствовав чей-то взгляд, Марк обернулся: в полутемном углу вплотную к двери сидел не замеченный им ранее посетитель — белобрысый, в плотно обтягивающем литое тело клетчатом пиджаке. С повышенным интересом читал газету.

Одним глотком Марк допил вино; вынув из кармана серебряную монетку, бросил на стойку.

— Спасибо за беседу. Пойду, отдохну…

— Сиеста — это хорошо. Я бы тоже с удовольствием понежился. Но… надо зарабатывать на хлеб насущный! Заходите. И не только сюда. Можно и домой. Соседи… Слава Богу.

Надев шляпу, Марк направился к выходу; оглянулся. Араб и господин в кипе по-прежнему вели оживленную беседу. Стенли копошился в дальнем конце бара. Белобрысый напряженно всматривался в газету.