Махмуд Теймур - Живи, Египет!

— Вот все и кончилось благополучно! Бог даст, в следующий раз…

Я воскликнул, не дав ему договорить:

— Ну уж нет! Вторично я не попадусь на эту удочку!

— А кто тебе сказал, что в следующий раз я снова прикинусь собакой?

После этого я не встречал шейха до самой его смерти. Шутки такого рода давно уже отошли в прошлое. Перевелись и подобные люди, наделенные своеобразным талантом и служившие непременным украшением гостиных в те времена. Каждый век рождает своих комедиантов. Но комедианты прошлого века воистину не имели себе равных. Я безмерно жалею, что ни разу больше не встретился с шейхом аль-Бильбейси, хоть и знаю, что встреча эта не прошла бы мне даром.

Родился в Каире в 1905 году, в литературной семье. Его дядя был писателем, брат издавал журнал «Ас-Суфур», в котором печатались рассказы одного из основоположников современной египетской новеллы Мухаммеда Теймура. Получил юридическое образование. Некоторое время работал в прокуратуре, занимался адвокатской практикой, затем поступил на дипломатическую службу и занимал дипломатические посты в Турции, Италии, Франции и Ливии. Выйдя в отставку, работал директором департамента искусств министерства культуры, редактором литературно — общественного журнала «Аль-Магалля».

Начал заниматься литературной деятельностью в 20-е годы. Помимо повестей «Светильник Умм Хашим» и «Сон в руку», Яхьей Хакки написано четыре сборника рассказов, много литературно-критических статей и эссе, а также книга воспоминаний «Дорогие образы» (1971).

Рассказ «Медная кровать» взят из сборника «Антар и Джульетта» (1960).

Перевод Т. Городниковой

Покупать приданое оказалось для Зейнаб делом утомительным и вместе с тем приятным. Она радовалась и печалилась одновременно. Порой она плакала от умиления и счастья, хотя при этом невольно испытывала угрызения совести, когда видела, как мать надрывается ради того, чтобы собрать деньги на это приданое. Мать позаботилась обо всем: о тазике и о кувшине, о сиденье для ванной и о деревянных сандалиях, не забыла о метелках — их купили две: одну с черенком, другую — без. Порой же Зейнаб плакала от ярости, когда ей, избалованной и капризной, приходилось довольствоваться черствым хлебом.

— Это, доченька, только цветочки. Ягодки еще впереди, — говорила ей мать.

Ей хотелось бы осыпать дочь золотом и драгоценностями, но… видит око, да зуб неймет.

Прежде семья их была среднего достатка, но обеднела после смерти кормильца. Госпожа Адиля не захотела снова выйти замуж, опасаясь, что отчим станет плохо обращаться с ее единственной дочерью. Женщины всего квартала боготворят ее, а мужчины встают и кланяются, когда она проходит мимо. Лицо у нее всегда скрыто покрывалом, которое хранит от чужих взоров тайные ее думы.

Жила она в своем родном городе Даменхуре, тайком, небольшими участками, распродавая пять федданов [6] Феддан — мера земли, равная 0,42 га. земли, — все, что у нее осталось. Когда жених ее дочери настаивал, чтобы она переехала с ними в Каир, она подумала про себя, что ей не хотелось бы быть приживалкой, а вслух сказала, что останется в доме, где родилась и вышла замуж. Здесь она и умрет, отсюда проводят ее в последний путь, и носилки с ее телом сами, без посторонней помощи, найдут дорогу к могиле.

— Ну что ты такое говоришь, мама. Если будет на то воля аллаха, я умру за тебя.

— Смерть, дочка, удел всякого в этом мире.

Зейнаб жила, огражденная от забот материнской любовью. Бывало, спит она с матерью в одной постели. Ночью мать обнимет ее, положит головку ненаглядной своей дочурки себе на грудь. О господи, как приятен запах ее кожи! Как чисто дыхание! Никто другой на всем белом свете не может так убаюкать, навеять такой сладкий сон! Зейнаб гордится матерью, которая ни разу не сказала ей дурного слова, ничем не ранила ее душу.

Зейнаб росла сиротой и стала от этого до крайности впечатлительной. Как-то умерла девочка, сидевшая с ней в школе за одной партой. Зейнаб отказывалась идти в школу, если директриса не пересадит ее на другую парту, пускай даже на самую заднюю. В то же время всеобщее внимание, которое она привлекла к себе этим поступком, удручало ее не меньше, чем смерть несчастной одноклассницы.

Любовь к матери превратилась у нее в поклонение, она трепетала от страха за ее здоровье. Но это не помешало ей таскать бедняжку по магазинам, покупая приданое. Когда та изнемогала от жары и у нее распухали ноги, дочери и в голову не приходило спросить бедную старуху, не хочет ли она отдохнуть. В радости, как и в горе, человек становится забывчив.