Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

Путь Аннгрет не был устлан розами, но представить себе, что ее Юлиан вынужден считать гроши? Толстые пачки денег, два центнера цветов на скромную свадьбу, два или три рояля для будущей жены — таков Рамш в ее представлении.

Юлиан искренне огорчен — после беспримерного любовного взлета говорить о таких материях! — но, поскольку уж Аннгрет начала: sorry, so sorry, но, прежде чем жениться, он, к сожалению, должен будет до некоторой степени поинтересоваться приданым своей невесты. Полная ясность — вот его идеал. Вопрос, конечно, щекотливый.

Слезы блестят в глазах Аннгрет. Лесопильщик искренне озабочен. Нет, о нет! Теперь они взаправду с небес любовных утех свалились на жесткую землю, на эту устарелую планету, где жизнь состоит из сплошных катастроф. Не успел господь бог снять с него, Юлиана, тяжкое подозрение в связи с нелепой смертью этого красного Дюрра, как Мампе, горемыка проклятый, вздумал вступить в колхоз спятившего Ханзена.

Аннгрет:

— Какое отношение к нам имеет Мампе Горемыка?

Разве он что-нибудь сказал о Мампе Горемыке? Наверно, случайно сорвалось с языка. Тем не менее Мампе, наследие отца, памятник былых времен, человек, на многое пригодный, был ему предан. Пиетет, ничего не поделаешь.

Аннгрет снова тянет лесопильщика в постель. Поцелуи — печать любви. Уже не полыхающее пламя, а вспыхивающие огоньки, ибо мысли Аннгрет блуждают далеко. Уж не рехнулась ли она? Сидит в своей комнате и ждет чего-то. А в один прекрасный день откроется дверь, Мампе Горемыка приложит руку к козырьку:

«— Могу сообщить тебе новость!

— Новость?

— Аннгрет, ты разорена.

— Как так?

— Один человек по имени Оле тебя ограбил».

Странные времена! Аннгрет предалась течению жизни. Она жила беспутно, весело и вслепую.

Она гладит приумолкшего лесопильщика.

— Я все же не так бедна, чтобы меня отвергать!

— Я боюсь…

— Не надо бояться, тебе это не к лицу.

Оле Бинкоп поздно возвращается с птичьего двора. Нитнагельша выхаживает там двести пятьдесят цыплят. Прирост для нового крестьянского содружества, радость.

А тут новая неожиданность: его кровать опять выдвинута на середину комнаты, рваная рана не зияет в ее боку — рядом стоит вторая.

Немаловажное событие! Большая радость, возможно, предстоит Оле, нежданное цветение. Цветение? Да, но осеннее, безвременное. Оле срывает и топчет цветы. Неужто у Аннгрет все кончено с Рамшем? И теперь она хочет использовать его, Оле, потребность в тепле и на такой манер с ним примириться? Он медлит, не раздевается и не ложится в постель. Нет, вишни в его саду висят не так низко!

Ошалелые мысли Оле бродят вокруг да около. Возможно ли примирение с Аннгрет? Существует ли для них совместная дорога? И существовала ли когда-нибудь?

Голодным и оборванным сколотил он тогда свою пасеку, но испытывал ли он удовлетворение от меда и денег, приносимых этим медом? Он предоставил Аннгрет ходить за ульями, извлекать из них мед и прибыль, а сам уже пустился по другой дороге. Он сделал попытку вывести пчел с длинными хоботками, которые могли бы высасывать мед из глубоких чашечек клевера. Порушил несколько роев, отобрал пчел с самыми длинными хоботками и сыскал для них подходящую матку.

В те дни над тонким носом Аннгрет впервые залегла крутая складка.

— Что ты за человек? Только и знаешь, что потакать своим дурацким выдумкам, а до выгоды тебе и дела нет.

Потом Оле стал проделывать опыты с племенными свиноматками. Чтобы увеличить плодовитость, он, когда приспело время случки, погрузил их на телегу и повез к хряку, которого выбрал для этой цели. А собственный его хряк безо всякой пользы сидел в хлеву.

Затея оказалась небезуспешной: во втором поколении свиноматки и вправду стали более плодовитыми. Бывали, конечно, и неудачи. Из очередного свадебного путешествия свиноматок Оле завез в свой хлев рожу. Несколько свиней околело. Упреки, которыми его осыпала Аннгрет, стали еще злее:

— В жизни не видела человека, до такой степени не способного беречь свое добро!

— Ладно, жизнь-то ведь не общество страхования от огня! — Оле продолжал экспериментировать со свиноматками и добился значительных успехов.

Аннгрет сидела на этих успехах, растопырившись, как наседка, готовая клюнуть каждого, кто на них посягнет.

Уже поздно. Оле прокрадывается обратно в спальню. Вторая кровать все еще пуста. Не раздеваясь, он на всякий случай садится на краешек.

Дверь отворяется. Сердце Оле трепещет. Напрасная трата сил! В дверях показывается Герман Вейхельт, божий человек, и похоже, что он хлебнул не только райского нектара. Герман улыбается, как ублаготворенный ребенок, пошатываясь, идет к кровати, нежно поглаживает подушки; затем он вешает свой черный костюм в платяной шкаф Оле, развязывает узелок и при этом без умолку болтает: