Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

А теперь Барташ помогает Яну Буллерту уносить пойманных кур. В воротах показывается Вильм Хольтен.

— Не найдется ли немного семенной картошки?

Барташ охотно соглашается уступить часть своих запасов:

— Найдется, конечно.

Ян Буллерт несет кур домой. Он уже не смеется над Оле, как несколько дней назад. Этот медный лоб — чтоб ему пусто было! — того и гляди, засадит всю общинную землю картошкой. Вправе ли партия позволять себе такие уклоны?

Улетевшая стомарковая кредитка уготовила Мампе Горемыке дальнейшие неприятности. Толстый Серно, как это ему ни грустно, вынужден отказаться от услуг Мампе в своем христианском доме и на поле. Не может он держать у себя помощника, который обошелся с деньгами своего брата во Христе как с мусором.

— Вот тебе семь марок за проработанные дни. И катись!

У Мампе руки чешутся снести эти семь марок в кооперативную лавку и обменять на водку. Грешнику нелегко начинать новую жизнь. Он всю ночь размышляет и весь день тоже. К вечеру его мозг разъеден мыслями, как дерево червоточиной. Не выдержав, он отправляется за бутылкой водки. Сначала он выпьет этого бесцветного и жидкого огня, потом пойдет к Рамшу и выскажет все, что о нем думает. Убийца — это будет еще самое мягкое наименование, которое от него услышит Рамш.

Затем Мампе принесет из сарая толстую веревку и повесится на орешнике, что растет над могилой жены. Никто больше не станет к нему приставать, а любопытные будут шарахаться от его синего высунутого языка.

Сегодня суббота, вечерний воздух легок и отраден. Пряно пахнет расцветающая бузина. Вечер, словно созданный для того, чтобы влюбиться в землю. Кажется, сам господь бог, измученный на полях войны, прибыл к себе домой отдохнуть в воскресный день. Он хочет доставить себе праздничное удовольствие — исполнить желания маленьких людей. Вот он увидел, как зажегся красный огонек контрольной лампочки Мампе Горемыки, толстыми пальцами перебрал карточки в картотеке людских желаний, нашел желания Мампе и тотчас же направил к нему ангела-хранителя.

Ангел-хранитель в черном воскресном костюме идет по деревенской улице и, не доходя до кооперативной лавки, вовлекает в разговор Мампе Горемыку. Ангел, по-земному зовущийся Германом Вейхельтом, направляется на субботнее чтение Библии. Герман, божий человек, не в силах пропустить падшего Мампе, чтобы немного не поагитировать в пользу заоблачного рейха и его диктатора — господа бога.

— Куда ты идешь?

— Одному богу известно!

Да, богу это известно, но не хуже и его наместнику на земле Герману: Мампе Горемыка идет за субботней порцией водки.

— Я тебе советую опьяняться словом божиим!

Против ожидания Мампе ему не возражает. Бывший портной Шливин считает небесполезным, перед тем как порешить себя, примириться с богом. Может быть, его обращение и раскаяние тронут сердце пастора, и он не станет хоронить Мампе, как других самоубийц, без надгробной речи и прочих церемоний.

Мампе Горемыка идет вместе с Германом на чтение Библии. Пастор слегка фантазирует на тему известного места из Библии: «Если тебе досаждает твой глаз, вырви его…» Мампе Горемыка думает: только бы лавка не закрылась раньше, чем пастор управится с вырываньем глаза. Без водки он не найдет в себе сил повеситься: глаз — это что, глаз, так сказать, находится на поверхности, а вот Мампе пришлось бы себе глотку вырвать. А это ведь все равно что себя на куски разрезать. Самые подходящие мысли при чтении Библии!

Но господь в тот день прямо-таки транжирит свою доброту. По окончании чтения Герман не отпускает от себя Мампе и устраивает так, что тот довольно спокойно проходит мимо лавки. Мампе Горемыке следует вступить в содружество справедливых, а это не что иное, как новое крестьянское содружество, изобретенное Оле. Там Мампе будет получать марку в час, если, конечно, рук не пожалеет. Целую марку, можно сказать, из божьего кармана.

Герман и Мампе ищут Оле. Его нет ни дома, ни у Эммы Дюрр, ни в поле, ни в сарае — утек, как вода из решета. Наконец они обнаруживают его в курятнике.

Герман недоволен: в святой субботний вечер директор святотатственно трудится!

Оле огрызается:

— Разве мы для того живем, чтобы брюхо нагуливать?

Герман тоном ученого толкователя Библии:

— Ни один из пророков не высказывался против толстого брюха! — В Библии говорится только о грехе чревоугодия. Оле тощает, потому что вечно торопится. А торопливый не дает богу времени угнездиться в нем. Торопыги упускают осмотрительное господне благословение. Членам нового крестьянского содружества плохо придется, когда будущей весной они станут взвешивать своего директора. — Какой в тебе будет вес? Не больше, чем в кузнечике. Мы еще будем таскать тебе шпик да колбасу, чтобы ты отъелся!