Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет

Черно-белый снимок, с плавными серыми переходами из света в тень, — мама и папа на фоне статуи Свободы. Папа перебросил руку ей через плечо, пальцы слегка касаются груди. Сквозь упавшие на глаза спутанные волосы он смотрит в объектив. А мама смотрит в сторону, будто ей не терпится снова окунуться в бурлящую жизнь Нью-Йорка. Распущенная ее грива своевольно рассыпалась по плечам, и это шло ей гораздо больше, чем аккуратная модная прическа.

После медового месяца родители вернулись в Западную Вирджинию, стали обживать домик в низине, не так уж далеко от бабушки Фейт, но и не очень близко. Через семь месяцев у них появился Мика Дин. Потом я, Вирджиния Кейт. За мной — Эндрю Чарлз. Папа исправно посылал бабушке письма и фотографии. По воскресеньям мы всей семьей приходили на обед, накрытый на том самом корявом столе, за которым мои родители впервые друг друга увидели.

Я любила ходить к бабушке в гости.

И ходила часто, пока бабушка не погибла в своем полыхающем доме.

В городе говорили, будто она сама облила керосином дом, подожгла ближайшие кусты, а потом улеглась в спальне и стала ждать. Дело ясное, не вынесла ее душа потери детей, уходивших один за другим, кто на заработки, кто из озорства. Некоторые шептуны шипели, что это дедушка Люк забил-таки ее своими кулачищами до смерти.

Последняя запись в дневнике была такой:

Люк нашел припрятанные деньги. Теперь жди беды. Надо отослать мои записки Кэти, пусть лежат у нее.

Так бабушкины сердечные тайны канули во мрак. И были оттуда вызволены. Теперь они у меня, на свободе.

Я помахала в окошко своей милой ненаглядной горе и послала ей воздушный поцелуй. Тут же в лицо мне ударил плотный ветер, остро запахло грозой.

…Бегом на кухню, сажусь за стол и улыбаюсь маме. Она в своем синем халатике и белых шлепках, у нее такие же, как у меня, волосы, темные, длинные и непослушные. Напротив меня сидит Эндрю, мусолит печенье, весь перемазался в повидле, грязнуля. Мама молча вытерла ему рот, хотя обычно на него ругается.

— Ну и где же наш Мика? — спросила она меня.

— Мам, давай я пойду его разбужу? — Я заглянула ей в глаза, послушная дочка, готовая сделать все, что ей велят.

Мама покачала головой:

— Пусть спит, есть захочет, сам проснется.

Она сунула мне в руки чашку с молоком, я втянула носом воздух, но не учуяла ничего такого, что могло стать причиной маминого хорошего настроения. И я подумала, что день сегодня будет тихий и гладкий, как речные камушки. Но пришел папа — и началось.

Папа был уже готов на выход. Рыжевато-коричневые брюки, белая рубашка, набриолиненные волосы аккуратно зачесаны. Налив крепкого кофе, без молока, он сел со мной рядом. Озорно подмигнув, мама поставила перед ним тарелку с двумя круглыми рассыпчатыми печеньями, щедро подслащенными повидлом. Разломив одно, папа произнес:

— Наверное, лучше сказать сразу.

— Сказать о чем? — спросила мама, протягивая мне тарелку.

Папа откусил кусочек печенья, прожевал, покашлял, отпил кофе, проглотил.

— Так о чем же, Фредерик?

— Сегодня приезжает мать.

Мама резко обернулась к папе, удивительно, как это у нее не отвалилась голова.

— К нам сюда? Сегодня? И ты не сказал мне заранее?

— Не сказал, ты бы меня запилила.

Поставив тарелку для себя, мама уселась напротив папы и стала сверлить его взглядом.

— Будет везде шнырять, пыль выискивать.

— Наверняка привезет всем подарки. — Примирительно вскинув брови, папа снова принялся за печенье.

— Вот спасибо. — Она отпихнула тарелку.

Вошел Мика, волосы дыбом, глаза сонные, тер их обеими руками. Сам положил себе печенья и уселся. Пальцы черные, а на щеке желтое пятно. Опять допоздна рисовал. Ноздри нервно подрагивали, значит, был чем-то раздосадован.

— Могли бы и поздороваться, мистер Мика, — сказала мама.

— Привет, мам, — буркнул он, вываливая на печенье гору повидла.

Подавив вздох, папа посмотрел на маму:

— Моя мать обожает тебя, Кэти.

— Она обожает своего мальчика, вот кого она обожает, мамочкиного сыночка.

Пососав большой палец, она резко вытащила его изо рта и глумливо пропищала:

— Утю-тюшеньки, я мамочкин сынуля.

Отец поднял указательный палец, собираясь отшутиться, но мама успела выпалить:

— Ты сам все это устроил, Фредерик.

Выскочив из-за стола, она метнулась к шкафчику и кое-что достала, я сразу поняла что. Плеснула немного в кофе и заявила: