Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека - Французские писатели о молодежи

Он услышал, как к нему обращаются: «Месье!» — и сначала не понял, почему классная комната, освещенная рассеянным светом, раскрашена в такие яркие тона. В том, что он заснул, он убедился, увидев, что сидит не перед учениками, а в одном из рядов, словно став вдруг анонимной частью класса. А склонившееся над ним женское лицо, извлекая его из сна, призывало приступить к выполнению заданий… Тут он вспомнил, что пришел в кинотеатр, а билетерша объяснила ему, что если он желает, то может остаться и на последний сеанс, но что она все же сочла нужным его разбудить. Он бормочет извинения и дает себе несколько секунд, прежде чем решиться на усилие и встать на ноги. Он говорит себе, что при выходе нужно соблюсти элементарную формальность и взглянуть на название фильма, который дважды прошел перед его глазами, хотя он и не запомнил ни единого кадра, но в поле его зрения не появляется ни одного рекламного объявления; нужно будет на улице повернуться и попытаться разобрать буквы на афише, кажется, к тому же плохо освещенной (он и забыл, что на дворе уже ночь); но у него нет на это сил, и торопливым шагом старичка, спешащего добраться до противоположного тротуара, прежде чем опять загорится красный свет, он направляется к дому.

Воссоздать тот мир, который был его миром до встречи с Элен. Хватило нескольких месяцев, чтобы началось скольжение перспективы даже в образах, уходящих корнями в далекое детство, сколько же понадобится времени, чтобы вылечить свое прошлое и вернуть глубинную сущность своей личности в рамки, формировавшиеся вокруг нее год за годом? Четыре часа сна, случайно подловленные им в кресле кинематографа, позволяют ему сегодня же вечером попытаться одолеть первый этап долгого пути.

Сдержанное ликование родителей в момент женитьбы старшей сестры наполнило его сердце горечью. Она выходила замуж за одного «белого воротничка», жалкие карьерные потуги уже оказали свое неблагоприятное воздействие на семью. Выдвинувшись благодаря несчастному случаю в ряды мелкой буржуазии, семья Маджера восприняла этот союз как окончательное свидетельство своего восхождения. Дени соответственно мог спокойно готовиться к экзамену на степень бакалавра, ориентируясь на профессию педагога: специальность школьного учителя представлялась ему чем-то вроде посвящения в духовный сан, что способствовало в его глазах даже не столько завершению социального продвижения вверх семьи, сколько уравниванию шансов будущих поколений. Как ни парадоксально, его дружба с Полем, хотя, возможно, и льстившая самолюбию его родных, все же была истолкована ими как классовая измена; что же касается самого Дени, то ему казалось менее неприличным водиться с семьей, чей сказочный успех не позволял и думать о каком-либо соперничестве, нежели старательно идентифицироваться с представителями ближайшего вышестоящего социального эшелона. Ну а на остальных оказали должное действие непринужденные манеры Поля, который говорил с г-ном Маджера о футболе, дружески целовал его жену, и все связанные с ним предубеждения в конце концов развеялись.

Вынужденный перебиваться временной работой в ближайших городках, в то время как Поль опьянялся парижскими приключениями, Дени начал было подозревать, что мотивы его привязанности к Полю не совсем бескорыстны. Оказавшись замкнутым в рамках своей среды, он тем более живо сожалел о недостающих ему братских излияниях Поля, что они были благовидной стороной дружбы, которая тайно тешила его социальное тщеславие. Их вторичное, причем неожиданное, сближение сопровождалось некоторыми трениями. Дени немного дулся из-за слишком роскошного ужина, предложенного ему Полем по случаю их первой встречи в Париже, словно он, не ограничившись тем, что нашел ему работу и жилье, собирался еще и кормить его. Иногда его шокировали неожиданные визиты друга: Поль, везде чувствовавший себя «как дома», мог бы догадаться, что Дени в сложившейся ситуации мог понять это выражение слишком буквально.

Поль, естественно, надеялся, что их параллельные и одновременно несхожие жизни будут взаимно обогащать их и создадут климат особого сообщничества. Однако та псевдобогема, в которой с удовольствием проводил время его друг, казалась Дени несносной, и он подчеркнуто замкнулся в строгом обществе своих коллег. Что же касается их любовных приключений, то Дени, будучи сдержанным в этом вопросе по самой своей природе, сразу же отказался от обмена мнениями на эту тему. Поль удручал его своими, вероятно, не лишенными бахвальства признаниями еще в лицее: эту его словесную распущенность, наверняка выражавшую неподдельную склонность к разврату, Дени относил на счет слишком легкой жизни и, стараясь не поддаться искушениям порока, в течение долгого времени видел в этом единственный источник неловкости, вытекающей из их социального неравенства. Однажды, несколько недель спустя после его приезда в Париж, он весь прямо побелел, когда Поль отпустил слишком бесцеремонное выражение по поводу маленькой брюнетки, с которой встретил его на улице. Необходимо было большое упорство Поля, чтобы, несмотря на все это, замыслить и устроить его встречу с Элен.