Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека - Французские писатели о молодежи

— Наверняка рабочий забрал клубнику.

Я никогда не ела настоящей клубники, никогда. Я сказала:

— Надо напасть на него, чтобы он ее отдал.

А она сказала:

— Теперь, когда он ее съел, это трудно.

И это была правда. Тогда мы расстались. Сюзетта, это самая большая врушка, которую когда-нибудь видел свет, такая врушка, что никто не может ей поверить, даже если в самый полдень она утверждает, что это полдень, но у нее такие ручки, маленькие, очень белые и очень проворные, и потом, у нее есть велосипед и сад, полный грядок с клубникой.

Как только я осталась одна на дороге, ведущей вдоль изгородей, я заспешила, потому что и правда я долго провозилась со всеми этими историями. Я припустилась к дому и бежала, и бежала. К счастью, у меня была сестра, чтобы присмотреть за коровами. Я прибежала как раз в тот момент, когда моя мать собиралась идти в хлев, чтобы помочь моему отцу доить коров. Мой отец ненавидит доить коров один. Он говорит:

— Лучше бы я рожал каждый день.

А мать ему отвечает:

— Ты даже не знаешь, что говоришь.

Едва явившись, я поняла, что в этот вечер будет не до шуток. Лицо у моей матери было замкнутое и серое, как всегда, когда она злилась. Подойдя ко мне и глядя прямо в глаза, она сказала:

— Считаешь, ты пришла вовремя?

А я, я сказала очень быстро:

— Это из-за Сюзетты и ее клубники. Она спрятала ее в траве, и мы ее искали долго-долго. Я хотела сделать торт.

Моя мать уставилась на меня, как если бы я наговорила ей грубостей, а потом закричала:

— Торт? Торт! Так вот тебе торт, чтобы знала. — И она залепила мне пощечину, и тут же кровь бросилась мне в голову, и я почувствовала себя опухшей и красной. Потом она закричала еще пронзительней:

— Ты думаешь, мало мы отдали сил, чтобы ты получила свой аттестат? Уже два года ты могла бы работать по дому или зарабатывать себе на жизнь у других. К четырнадцати годам я уже давно работала. И это все, чтобы такая лентяйка получила аттестат. Вдобавок, если так пойдет, то дура, вроде тебя, даже не получит его.

— Конечно, — крикнула я, потому что с меня было достаточно. — Учительница сказала, что мне будет трудно его получить.

Моя мать выпрямилась с видом оскорбленной добродетели, она вдруг показалась мне очень большой, и я испугалась.

— Что, — закричала она, — что она еще сказала, эта твоя учительница?

— Что я его не получу, — сказала я, — и все из-за задач.

Моя мать схватила ведро, цедило, меня за руку и бросилась вон, волоча меня за собой, и побежала в хлев с таким шумом, что мой отец, преспокойно доивший корову, резко выпрямился.

— Ты что, — спросил он, — сходишь с ума или как?

— С ума, — сказала моя мать, — схожу с ума? Ты знаешь, что наговорила учительница твоей дочери?

— Нет, — сказал он. — Я не знаю.

— Она заявила, что сильно удивится, если девочка получит аттестат!

— Ах, вон оно что, — сказал мой отец.

— И это все, что ты можешь сказать, после того как мы лишних два года продержали ее в школе?

— Что же ты хочешь, — сказал мой отец, — если у нее не хватает способностей, тут ничем не поможешь.

— А почему бы это у нее не хватало способностей? — крикнула моя мать, которая сделалась совсем красной. — Она умеет читать, писать и считать, это что, пустяки? А кто тут у нас ведет счеты, кто пишет письма на рождество и на пасху, как не она? Так почему же ей могут отказать в аттестате? Что им нужно, этим людям?

Я пустилась в рев, мне еще после пощечины хотелось расплакаться, я всегда плачу, когда моя мать кричит, я этого не переношу. Они смотрели на меня оба, мой отец и моя мать, а я рассказывала:

— Чтобы получить аттестат, нужно уметь решать задачи, а я… у меня не получается, и все из-за ванны.

— Ванны? — спросил мой отец.

— Ванны моей учительницы, — объяснила я. — У нее ванна вся в дырах, вот она и задает нам задачи: надо ответить, сколько времени понадобится, чтобы ее заполнить водой и вымыться. Ну как я могу это знать, а?

— Ты видишь, — сказала моя мать.

— Да, правда, — сказал мой отец и задумался. — Все, что ты можешь сказать ей наверняка, своей учительнице, это: чтобы наполнить дырявую ванну водой, нужно очень много времени, а иногда это и просто невозможно. Вспомни, как у нас прохудилось корыто для скотины. Невозможно было удержать воду. Что ты хочешь, это же так. Когда вещи старые, они старые.

— Да, — сказала я, заплакав еще сильнее. — Но она, она все-таки хочет мыться, и вот ей обязательно надо сказать, через сколько времени она сможет в нее сесть.