Вильям Козлов - Когда боги глухи

— Не хочешь попробовать у меня путейцем? — предложил отец, выплюнув окурок. — Твой дед был железнодорожником… Почетная профессия, нужная.

— Не хочу тебя подводить, — отказался Вадим. Одно дело уйти с работы, другое — уйти от отца.

— А может, ты хочешь стать… сыщиком? — вдруг осевшим голосом сказал отец.

— Кем? — изумился Вадим, еще не понимая, шутит тот или говорит всерьез.

— Твой родной отец, Кузнецов, начинал службу на границе, — пояснил Федор Федорович. — В общем, с овчаркой выслеживал нарушителей. Шпионов ловил.

Вадим в удивлении смотрел на четкий профиль отчима. Впервые за все время тот заговорил о его родном отце. Почему-то эта тема была запретной в их доме. Даже мать ничего не рассказывала об отце, когда еще малолеткой Вадим приставал к ней.

— Собак я люблю, — помолчав, ответил Вадим. — Но сыщиком быть не собираюсь…

— Я ничего плохого не хотел про него сказать… Кузнецов был уважаемым человеком. И в войну, говорят, отличился. Ты ведь был с ним в одном партизанском отряде?

— Он недолго был с нами, потом ушел на Большую землю, — ответил Вадим. — И нас с Пашкой хотели отправить, но мы остались. А потом эта Василиса Прекрасная…

— Жена? — негромко спросил Федор Федорович.

— Я ее мамой не звал, — усмехнулся Вадим. — А вообще-то хорошая женщина. Она тоже осталась в отряде. А где сейчас — не знаю.

— Помнишь, как Кузнецов тебя маленького в Ленинград увез?

— Я все помню, — сказал Вадим. — Мне шесть лет тогда было. Я ведь от него убежал.

— Тебя он любил, — сказал отец. — И зря ты на него рассердился: хотел уберечь тебя от войны. А вот сам не уберегся…

— Василиса Красавина все знает о нем, — вздохнул Вадим. — В отряде она только об… — он не сказал «отце», — … Кузнецове и говорила, какой он храбрый и хороший…

— Обратись в МГБ, — посоветовал Казаков. — Уж там-то знают, что с ним случилось.

— Ты мой отец, — опустив голову, сказал Вадим. — Как говорила бабушка Ефимья, не тот отец, кто родил тебя, а тот, кто воспитал!

— Я не уверен, что очень уж хорошо тебя воспитал… — заметил Федор Федорович. Чувствовалось, что ему тяжело дается этот разговор. Он не смотрел на Вадима, желваки ходили на его впалых щеках.

— Чего ты о нем вспомнил? — спросил Вадим. Он и впрямь не мог взять в толк: чего это Казаков об отце заговорил?

— Мне пора, — тяжело поднялся Федор Федорович с крыльца. — Иди обедать, мать звала.

Длинный, действительно чем-то напоминавший костыль, как его называли в Андреевке, Казаков, не заходя домой, широко зашагал по тропинке к калитке. Вадим вспомнил, как они вдвоем ходили в Андреевке в баню: отец мерно шагает впереди, широко расставляя свои длинные ноги циркули, а он, Вадим, вприпрыжку семенит рядом, чтобы не отстать. Говорят, что в Великополе всего трое таких высоких, как Федор Федорович. И все — железнодорожники.

Не вспомни Казаков о «сыщике», как он назвал Кузнецова, возможно, ничего бы и не случилось: Вадим снова поступил бы куда-нибудь на работу, может, даже в фотографию, чтобы не быть обузой родителям, но тут пришло из Андреевки письмо: Ефимья Андреевна сообщала, что живет нормально, не болеет, зарезала драчливого петуха, запасла брусники, черники, малины, так что для дорогих гостей варенья достаточно… Письмо написала квартирантка Анфиса. В конверт был вложен еще один листок в клетку — это было письмо от Василисы Красавиной. Она сообщала, что живет на Лиговке в Ленинграде, в той самой квартире, где до войны проживал Иван Васильевич с сестрой. Далее она писала, что после войны закончила педагогический институт и работает учительницей русского языка и литературы в средней школе. Не верит, что Иван Васильевич погиб, ждет и надеется… Просила сообщить ей адрес Вадима и передать ему, что она очень хочет увидеть его и Павла Абросимова. Пусть помнят: двери ее дома всегда для них открыты…

После освобождения Андреевки в 1943 году Василиса Прекрасная уехала в тыл разыскивать своих родителей, больше о ней ничего не было слышно, и вот — это нежданное письмо! Она запомнилась Вадиму красивой, синеглазой, с пышными русыми волосами, в черном коротком полушубке, заячьей ушанке и валенках с коричневыми задниками. Вспомнились ее теплые руки, когда она перевязывала задетое осколком плечо, тихий голос, взгляд, устремленный в небо… Василиса ждала, что Кузнецов снова прилетит в отряд, но он так больше и не прилетел…

После разговора с отцом у Вадима и созрело решение поехать к Василисе. Тут еще мать, как говорится, подлила масла в огонь, сгоряча обозвала бездельником, дармоедом и ни на что в этой жизни не пригодным… Вадим и сам понимал, что он тут лишний. Все его имущество уместилось в одном чемодане. У Вадима даже не было приличного костюма, единственная стоящая вещь — это коричневое кожаное пальто, которое по случаю купил на толкучке в Резекне, когда был там с театром на гастролях. На этом пальто, пахнущем рыбьим жиром, он и лежал сейчас на верхней полке трясущегося вагона.