Вильям Козлов - Когда боги глухи

— Вадим говорил, что без вести пропал.

— Весть о себе он наверняка оставил… Мы еще о его делах услышим. Убежден, что фашисты за его смерть дорого заплатили. И Вадим может гордиться своим родным отцом.

— Интересная штука получается, — невесело рассмеялся Павел. — Отцы, которыми можно гордиться, бросают своих сыновей…

Дмитрий Андреевич взглянул на сына, но промолчал. Лишь подъезжая к дому, заметил:

— Не будь таким злопамятным, Павел! Чаще всего, когда семья распадается, оказываются виноватыми почему-то отцы… Я не хотел бы, чтобы ты был виноватым перед своими детьми!..

Худощавый, с густыми рыжеватыми усами человек в замшевой куртке сидел в летнем открытом кафе, тянул из высокой кружки пиво и смотрел на летное поле. Пассажиры спускались по металлическому трапу с самолета, грузчики, открыв створки люка, укладывали на открытую платформу грузовика чемоданы, коробки, баулы. По серому асфальту к самолету неторопливо полз длинный серебристый бензозаправщик. На трапе самолета надпись: «Interflug».

День был солнечный, и металлические части самолета, замки чемоданов, лобовое стекло заправщика и даже целлулоидные козырьки шапочек техников — все сверкало, пускало во все стороны ослепительные зайчики. Берлинский аэропорт только что принял лайнер из Москвы. Когда последний пассажир сошел на землю, из салона показались пилоты в синей форме.

Человек поставил кружку, на пальце блеснул золотой перстень, теперь все внимание его было сосредоточено на высоком белокуром летчике с форменной фуражкой в руке. Тот спустился по трапу последним, о чем-то переговорил с техниками в серых комбинезонах и не спеша пошел к диспетчерской. Человек поднялся, положил на стол с картонными подставками для кружек смятую ассигнацию и с радостной улыбкой направился навстречу пилоту.

— Боже мой, Бруно! — воскликнул тот. — Уж не с того ли света, братишка?!

Они обнялись, потом принялись хлопать друг друга по плечам, смеялись. Мимо проходили люди, не обращая на них внимания.

— Как ты меня нашел? — спросил Гельмут.

— Ты свободен?

— До завтрашнего утра.

— Посидим в кафе? — предложил Бруно. — Отличное пиво, уж думал, у вас, в Восточной зоне, разучились варить настоящее баварское!

— К черту кафе! — счастливо рассмеялся Гельмут. — Поехали ко мне, я тебя познакомлю с Клавой, Карлом, Любой…

— Кто же это такие?

— Я женился в России, — рассказывал Гельмут. — Как кто у нас родится, так скандал: Клава хочет дать новорожденному русское имя, а я — немецкое. Ну и договорились, что все мальчики будут иметь немецкие имена, а девочки — русские.

— Ты что же, надумал роту их настругать? — улыбнулся Бруно.

— Пока двое.

Бруно все-таки увлек его в кафе. Посетителей осталось мало, пассажиры все разошлись. В углу на игральном автомате крутилась пластинка, исполнялись арии из итальянских опер. Бармен стоял за стойкой с кофеваркой и что-то записывал в толстую тетрадку. Полное лоснящееся лицо его было сосредоточенным.

— Я ездил в Мюнхен, вместо нашего дома — груда каменных развалин.

— Янки постарались, — помрачнел Бруно. — И мать, и отчим… одной бомбой их накрыло. И не только их…

— Где же ты пропадал? — перевел разговор на другое Гельмут.

— Долгая история, — усмехнулся Бруно. — Сдался американцам, был в Нью-Йорке, Аргентине, Монреале, недавно вернулся домой, в Западную Германию… Думаю в Мюнхене открыть пивную…

— Пошел по стопам отчима?

— Моя бывшая профессия сейчас не в моде…

— А я, как видишь, не изменил своему ремеслу, — поддел брата Гельмут. — Летаю.

— И часто бываешь в Москве?

— Не только в Москве, летаю в Прагу, Варшаву, Белград. Бываю и на западных маршрутах.

— Новая власть тебе доверяет!

— В сорок девятом вступил в СЕПГ, — сказал Гельмут.

— Здорово же тебя коммунисты обработали в России!

— Я там шесть лет прожил…

— Прожил или просидел в лагерях?

— Я работал… Мы столько натворили в этой стране, что и за сто лет не рассчитаться.

— Чем же ты собираешься с русскими рассчитываться? — пытливо посмотрел в глаза брату Бруно.

— Ни я, ни мои дети больше никогда не будем воевать против России, — твердо сказал Гельмут. — Я там многое понял, дорогой брат!

— Поэтому и прислал ко мне в Берлин в сорок третьем советского разведчика?

— Он сам захотел с тобой познакомиться, — насторожился Гельмут. — Кстати, что с ним произошло? Я с тех пор его не видел.