Вильям Козлов - Приходи в воскресенье

У могилы я сказал несколько теплых слов о Васе Коневе. Говорить было трудно, к горле пересохло, и я после каждого слова откашливался. Чувство вины перед Васей все еще не покидало меня.

С кладбища мы возвращались с Леней Харитоновым. В ушах еще стоял истошный плач матери Конева, глухой, опустошающий душу стук земли о крышку гроба. Глаза у Харитонова немного приоткрылись, потрескавшиеся губы крепко сжаты. Утром он сказал мне, что с поминками покончено и сегодня после похорон он выходит на работу. Леня мучительно переживал все это и тоже считал себя единственным виновником смерти друга. Я спросил его про бутылку, но он уверил меня, что бутылка тут ни при чем. Он выпил ее на пару с плотником уже без Васи Конева. А почему сорвалась с тросов эта проклятая панель, он до сих пор не может понять! Ведь раньше никогда такого не случалось!

Леня долго молчал, а потом, взглянув на меня исподлобья, с горечью сказал:

— Лучше бы мы тогда вас не послушались…

— Думаешь, я не жалел, что натолкнулся на вас у Дворца бракосочетания?

— Видно, так на роду у него было написано, умереть в этой деревушке, — помолчав, заметил Леня. — Эх, Вася Конь! — горестно вырвалось у него. — Никогда больше такого дружка у меня не будет… Золотой парень… был. И кто убил его? Я! Своими собственными руками!.. — Он с отвращением посмотрел на свои растопыренные пальцы…

— Не терзайся, — сказал я. — Васю не вернешь, а жить, брат, надо… И работать.

У проходной Леня, не глядя на меня, попросил:

— Разрешите мне обратно в цех? Не могу я там… Понимаете…

— Понимаю, — сказал я. И хотя Леня позарез нужен был на стройке, отпустил его. Я и сам, приезжая в Стансы, всякий раз обходил ту площадку возле недостроенного дома, где упала на Васю плита…

В кабинете меня уже ждали члены министерской комиссии. Настроение после похорон было паршивое, потом мне до чертиков надоело отвечать на вопросы инструктора горкома партии, а сейчас из меня будут тянуть жилы свои, министерские…

Я хотел сразу пройти в кабинет, но Аделаида меня остановила.

— Вызывали Архипова и Любомудрова, — понизив голос, сообщила она. — Ростислав Николаевич психанул и накричал на них… И так хлопнул дверью…

— Зачем вы мне все это говорите? — оборвал я.

Аделаиде в лицо ударила краска. Весной на ее белом лице появились веснушки, которые девушка старательно припудривала, сейчас веснушки совершенно пропали на зардевшемся лице.

— Я думала… — пролепетала она.

— Бутафоров из горкома не звонил? — спросил я, стараясь сгладить резкость.

— Звонил Васин из «Рассвета». Просил вас быть на месте, он в три приедет на завод.

Уже переступая порог кабинета, я ругнул себя: не надо было так. Я отлично понимал, что Аделаидой руководили самые добрые побуждения, но последнее время меня стал раздражать ее сострадательный вид: дескать, я все понимаю — у вас большие неприятности, но имейте в виду, я на вашей стороне…

Рано еще, дорогая Аделаида, меня хоронить!.. Я недовольно поморщился, даже мысленно произнося слово «хоронить». Слишком еще свежи в памяти похороны Васи Конева…

Увидев за длинным столом членов комиссии, я сразу приуныл: всех троих я знал, не раз встречался на совещаниях в Главке министерства. Котов Василий Иванович — маленький толстый человечек с невыразительным лицом и постоянно бегающими глазками, выступая на совещаниях (говорил всегда путано, скучно), обычно все охаивал с брезгливой миной на лице. Во время выступления то и дело бросал взгляды в сторону начальства, будто ожидая одобрения. Новое Котов всегда встречал в штыки. В любой организации есть свой ретроград, который иногда тоже может пригодиться. И наверняка Котова неспроста направили сюда. Ко всему прочему Василий Иванович считался добросовестным работягой, обстоятельно и кропотливо вникающим во все детали, мелочи. Типичный крот-ревизор, заранее уверенный, что кругом недостатки, приписки, хищения и его миссия — вскрыть их и вывести нарушителей на чистую воду. И он был по-настоящему счастлив, когда ему удавалось действительно что-либо обнаружить и составить акт.

Алексей Яковлевич Башин, багроволицый, громоздкий, черты всегда сального лица крупные и неправильные, крошечные глазки-буравчики, плешивый, причем до такой степени, что уже и не определишь по скудной растительности на висках, какого цвета у него были волосы. Я еще в министерстве обратил внимание на его походку: когда Башин шел по длинному коридору, то через равные интервалы делал такое движение плечами и головой, как будто хотел выскочить из собственного костюма. Если Котов, все охаивая, все-таки наблюдал за начальством, как оно реагирует, и если лицо руководящего работника хмурилось, явно не одобряя Василия Ивановича, тот быстренько перестраивался и давал задний ход. Башин же, как мясник, все рубил сплеча. И по его лицу было видно, что это доставляет ему истинное удовольствие.