Это полный провал! Почему же Бергер отпустил его из комендатуры? И даже парабеллум не потребовал вернуть? Играют с ним, как кошка с мышью? Лютая ненависть, до сей поры с трудом сдерживаемая, грозила прорваться наружу… Так запросто Андрей Иванович не отдаст им свою жизнь! Кроме парабеллума у него припрятаны отобранные в свое время у Вадика две немецкие гранаты.
— И про Архипа Блинова, которова по весне в лесу застрелили, пытал, — будто издалека доносился до него голос плотника. — С кем, мол, завклубом тута якшался? Кто ему помогал? Грозил всех нынче же у комендатуры перевешать… Вот ведь жизнь! В Климове губит людей и нас, прорва ненасытная, не забывает!
— Где он сейчас-то, сучий сын? — спросил Андрей Иванович.
— Кольку запер в бане, а сам — к Любке евонной… А ты двигай к сыну, Иваныч, покудова не схватили, — посоветовал Тимаш. — Леха-то все пытал у Кольки, где ховаются партизаны. Да тот, видать, не знает.
Куда среди бела дня бежать? И потом, надо Ефимью предупредить, чтобы немедленно уходила подальше, Вадьку и Павла отправить в лес… Знает или еще не знает про Дмитрия комендант?..
Бергер ничего не знал даже про приезд Леонида Супроновича, а тот, напав на след партизан, и не собирался делиться славой с комендантом. Он лишь приказал Любке сбегать в комендатуру и сказать Афанасию Копченому, чтобы тот во что бы то ни стало задержал в комендатуре до его, Ленькиного, прихода Абросимова. Ему хотелось на глазах коменданта изобличить старосту. Не выдержав зверской пытки, полуживой Николай Михалев рассказал все…
Андрей Иванович вспомнил, что Вадик и Пашка собирались на пожню за земляными орехами. Дай бог, чтобы они еще не вернулись домой.
— Тимофей Иванович, родимый, беги на пожню, там мои внуки, — торопливо заговорил Абросимов, может впервые назвав старика по имени-отчеству. — Накажи им ни в коем разе не вертаться в поселок. Чтобы и носа сюда не казали…
— Господину старосте мое почтение! — услышали они хрипловатый голос Леонида Супроновича. — Погодь, дай хоть руку пожму большому человеку и единомышленнику!
Леонид Супронович и Афанасий Копченый приближались к ним. Андрей Иванович даже зубами заскрипел с досады: почему не сунул в карман эту тяжелую немецкую штучку?!
— Недосуг мне, Леня, — отмахнулся он. — У старухи моей заворот кишок случился, а фершала, как назло, нигде не найти… — Он повернулся и бегом побежал к своему дому. Сердце отпустило, и он снова почувствовал былую силу в руках.
Какое-то мгновение Супронович колебался, рука его сама по себе полезла в карман, где лежал парабеллум, но старик ему нужен был живой.
— Может, мы чем поможем? — скаля зубы, крикнул он вслед Абросимову. И, не взглянув на Тимаша, вместе с Копченым, у которого за спиной болтался советский автомат ППШ, вразвалку зашагал к дому Андрея Ивановича.
Тимаш знал, что так просто Андрей Иванович не дастся в руки. «Надоть хоть мальцов перенять». Он торопливо направился в сторону пожни. Из дырявого солдатского башмака торчал грязный палец, одна подметка хлопала на ходу. Когда он ступил под сень молодого сосняка, оставшегося после вырубки больших деревьев, в поселке раздались приглушенные выстрелы, распорола небо автоматная очередь, громыхнули гранаты.
— Господи, упокой душу раба твоего, Андрея Ивановича… — истово перекрестился старик и, больше не оглядываясь, прибавил шагу.
… Вбежав в избу, Андрей Иванович крикнул жене, чтобы пряталась в подпол, сам кинулся к сундуку, лихорадочно схватил парабеллум и засунул его в карман штанов, затем бросился в сени и из мучного ларя извлек гранаты. На всякий случай прихватил тяжелую дубовую перекладину, которую просовывают в железные скобы двери. Немного погодя послышались тяжелые шаги Леонида и Копченого. Абросимов сунул гранаты под одеяло, перекладину прислонил к железной спинке кровати. Под половицами что-то гулко стукнуло — уж не Ефимья ли приложилась в потемках лбом к столбовой опоре? Эта мысль мелькнула и исчезла. Дверь распахнулась, и на пороге появились Супронович и Копченый.
— Где же твоя хворая старуха? — оглядывая комнату, спросил Леонид.
— А ты доктор, что ли? — пробормотал Андрей Иванович и, выхватив из кармана парабеллум, нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало. Он вспомнил, что сам вынул обойму и спрятал на дне сундука — боялся, как бы Вадик или Павел не нажали на курок.
Не ожидавшие этого Супронович и Копченый шарахнулись в разные стороны. Со скамьи, что у печки, с грохотом покатилось по полу порожнее ведро.
Читать дальше