Выслушав, что нужно передать на словах Семену, молча тронул лошадь, но сын остановил:
— Ты хоть запомнил?
— На память пока не жалуюсь… — Он сердито взглянул на сына: — Не избавите нас от сынка Супроновича, мы сами его как-нибудь пристукнем.
— Не чуди, отец! — крикнул вдогонку Дмитрий Андреевич. — Это уж наша забота, слышишь?
Широкая спина Абросимова загородила круп лошади, немного погодя вместе с клубками пара вверх потянулась струйка дыма — Андрей Иванович свернул самокрутку из крепчайшего самосада.
— Дмитрий Андреевич, может, Супроновича казнить? — подал голос до этого молчавший старший лейтенант Егоров.
— У нас есть строгий приказ командира: никого в Андреевке не трогать, — сказал Дмитрий Андреевич. — Я бы сам, Гриша, этого выродка с удовольствием пустил в расход. У нас с ним еще старые счеты…
Взвалив мешок с мороженым мясом на плечо, он первым направился по целине в лес. Егоров внимательно осмотрелся. Кругом тихо, даже сороки угомонились, давно исчезли за белым холмом сани Абросимова.
Холодный северный ветер приносил с собой мелкие сухие крупинки снега, они покалывали лоб, щеки. Наст под валенками поскрипывал, значит, к вечеру мороз прибавит. Шагая след в след за высоким, грузным Абросимовым, Егоров с неудовольствием подумал: когда выпадет настоящий снегопад, из леса носа не высунешь — не только овчарки, каратели по следам смогут заявиться прямо в лагерь. Неужели всю зиму придется отсиживаться в землянках?
Андрей Иванович двуручной пилой пилил на козлах дрова. Желтые опилки брызгали на снег, наточенная пила смачно вгрызалась в ядреную древесину. Сначала он скинул на снег полушубок, затем и шапку. Темные, с сединой волосы спустились на лоб. Одному тягать туда-сюда пилу гораздо тяжелее, чем пилить вдвоем. Вадим, как только увидел, что дед в очках уселся с пилой и напильником у окна, шапку в охапку и бегом из дома: не любит, чертенок, пилить дрова. Впрочем, Абросимов на него не в обиде. Под негромкий визг пилы хорошо думается. А подумать есть над чем. Вчера вечером заявился к нему Ленька, на этот раз не задирался и не хамил, присел на табуретку у затопленной печи, закурил и повел довольно странный разговор о погоде, охоте, мол, по нынешнему снежку хорошо бы на зайцев или кабанов сходить…
— Какая теперь охота, коли по твоему приказу ружье сдал в комендатуру? — упрекнул Андрей Иванович.
— Верным людям можно и вернуть, — заметил Ленька. И как бы ненароком глянул на часы с черным светящимся циферблатом. — За хорошую службу лично получил от Бергера, швейцарского производства. Идут секунда в секунду, можно по кремлевским проверять… — Поняв, что сморозил глупость, он сплюнул с досады и поспешно исправился: — Скоро московские куранты будут нашим освободителям точное время отбивать.
Андрей Иванович понимал, что Леонид пришел к нему не об этом толковать, но тот, видно, никуда не торопился, сидел себе у огня, дымил, щурился, будто сытый кот. Пьянеет он от своей власти, что ли? Впрочем, не только от власти: пили полицаи напропалую, и Бергер как бы не замечал этого. Конечно, при такой работе лучше всего свою нечистую совесть заливать вином…
— Вот ты ездишь по деревням, Андрей Иванович, — наконец подошел к цели своего прихода Леонид, — видишь много людей, слышишь разговоры…
— Я торгуюсь с мужиками да бабами, — ввернул Абросимов. — Блюду выгоду для твоего папаши.
— А не встречались тебе на лесных дорогах незнакомые людишки?
— Может, кого и встретил, так всех не упомнишь, — поняв, куда клонит полицай, ответил Андрей Иванович.
— Слышал, на той неделе партизаны пустили под откос воинский эшелон? Много солдат и офицеров погибло… Под станцией Семеново.
Леонид пристально смотрел прямо в глаза Абросимову. Про партизанскую вылазку Андрей Иванович раньше его узнал от сына. Их работа. Оружия и боеприпасов столько набрали, что еле донесли до своего лагеря.
— Откуда мне слыхать? — выдержал взгляд Андрей Иванович. — Я так далеко не забираюсь… Семеново-то, считай, шестьдесят верст от нас? Это уж твоя забота — за партизанами следить.
— Вздернем мы их, Андрей Иванович, — ухмыльнулся Леонид. — И в самом глухом лесу не спрячутся.
— Мне-то что, ищите, — сказал Абросимов, а про себя подумал, что партизаны тоже не лыком шиты — замаскировались, комар носа не подточит. И охрана у них будь здоров.
— У нас есть строгий приказ: за каждого убитого солдата великого рейха десять душ расстреливать, — продолжал Леонид.
Читать дальше