Вильям Козлов - Андреевский кавалер

— Ты есть тут чемпион… — Не найдя слова, повел рукой вокруг. — Я есть чемпион Шварцвальда! — И потыкал себя пальцем в грудь.

Но Абросимов знал: схватись с ним Ганс еще раз — дыхания не хватило бы сладить, и так в правом боку закололо, а сердце колоколом забухало…

— Мой бог, какой позор, — с презрением сказал денщику по-немецки разочарованный Бергер: он ожидал совсем другого. — Потерпеть поражение от старика! Я не верю, что ты был чемпионом.

— У меня есть диплом, — сконфуженно оправдывался Ганс.

— Пристрели его! — приказал гауптштурмфюрер. — А то ведь растреплет всем, что положил на обе лопатки чемпиона… Русский не может победить немца, Ганс!

Хотя Абросимов и не понимал немецкого языка, он догадывался, о чем они толкуют… Однако на этот раз пронесло. Поразмыслив, Бергер решил, что не стоит так поступать с русским. Это озлобит односельчан, подорвет доверие к освободителям.

— Хорошо, Ганс, — сказал он. — Будем считать, что это произошло случайно, но, если честно говорить, ты меня разочаровал…

— Так сказывай, Яков Ильич, зачем позвал, — сказал Абросимов. — Я тебя, слава богу, знаю: даром не любишь угощать.

— Мы же с тобой как-никак родственники, — заметил Супронович.

— А ты и родственников особо не балуешь… Вон внук твой бегает по поселку в драных портках, а Семен с подносом шастает в казино… тьфу, слово-то какое-то нерусское, грёб твою шлёп!

— Семену я не указ, — помрачнел Яков Ильич. — На базу прорабом не хочет, хоть он и кумекает в строительном деле. Я бы его в долю взял, так тоже выкобенивается… Варвара ему на мозги капает! Ночная кукушка кого хошь перекукует. И чего ей новая власть не по нраву? Сенька на базе большую деньгу заколачивал бы: прорабы и инженеры у них в почете. А Варька все назад оглядывается, думает, снова над поселковым Советом красный флаг заколышется…

— Наполеон Бонапарт Москву взял, а потом все одно из России за милую душу со своим беспортошным воинством драпал!

— То Бонапарт, а эти насовсем пришли, Андрей Иванович, — придал своему голосу убежденность Супронович. — Тебе надо это понять.

— Да когда такое было, грёб твою шлёп, чтобы русский человек под басурманом находился?

— Было, Андрей Иванович, было… — усмехнулся Яков Ильич. — Вспомни татарву. Считай, двести лет татарские кони нашу землю топтали! И в ком из нас теперь нет хоть капли татарской крови? Иногда оно и полезно, застоявшуюся-то кровь иноземной разбавить…

— Во-во! В самую точку! — ухмыльнулся Абросимов. — В тебе-то ее, похоже, хоть отбавляй!

— Ну шути, шути, Андрей Иванович, — жестко сказал Яков Ильич. — Бергер давно бы попер тебя из твоего собственного дома, коли бы я за тебя не поручился…

— А говоришь, новая власть хорошая! Что же ты хочешь от меня, заступник?

— Бросай свою дурацкую будку с переездом и иди ко мне в компаньоны, — сказал Супронович. — В будке посидит кто-нибудь другой, а ты будешь кум королю — на лошадке разъезжать по деревням и заготовлять для моего заведения сельскохозяйственный продукт и прочее.

Андрей Иванович хотел было послать свата ко всем чертям, но вовремя остановился: чем немцам служить на железной дороге, может, и впрямь лучше идти к Супроновичу? Компаньоном…

— А должность-то у меня вроде извозчичья?

— Не скажи, Андрей Иванович, — ласково заговорил Яков Ильич. — Будешь получать хороший процент, возьму тебя в долю… Что ни говори, у нас с тобой внуки общие.

— Чего заготовлять-то? Один петух в поселке остался да вонючий козел… Все освободители, грёб твою шлёп, прибрали к рукам! Погляди, как лес кругом валят? И все в свою Германию. Эшелон за эшелоном! Глаза бы не видели.

— Немцы — народ хозяйственный, — вставил Супронович.

— Грабители они, грёб твою шлёп! — стукнул кулаком по столу Андрей Иванович. — Готовы догола раздеть всю матушку-Россию!

Яков Ильич опасливо поглядел на дверь: чего доброго, на улице услышат…

— А ты подумай, Андрей Иванович, — сказал он. — С Бергером я договорюсь, дадут тебе… аусвайс… то есть документ с печатью, и езди себе с богом. Лошадь в стойле застоялась… Мужик ты оборотистый. Большим хозяйством обзаведешься, ежели не будешь сидеть сложа руки у своей путевой будки. Вспомни, до революции ты был тут самым крепким хозяином.

— После тебя, — заметил Андрей Иванович.

Он еще не задумывался, как и что, но кое-какие мысли забрезжили в его голове… А живуч в человеке червячок стяжателя, накопителя! Дремал себе до поры, до времени, а время пришло — и зашевелился… Вон как Яков Ильич развернулся! Три лошади в конюшне, две коровы, пять боровов жиреют на отходах казино, куры, утки. Да и сынок его, Ленька, все в дом тащит. Бергер даже отдал ему свой помятый в дорожной аварии небольшой автомобиль марки «оппель». А у Бергера теперь пятнистый «мерседес». И три мотоцикла с колясками постоянно дежурят у комендатуры. Чувствуется, прочно они тут обосновались. Обо всем этом подумывал Андрей Иванович, сидя в гостях у свата. Вспомнил, как и сам, проходя, бывало, мимо бывших своих домов, с болью примечал: у одного крыша протекала, у другого крыльцо почти сгнило… Потому что людям даром досталось. А когда своими руками соберешь избу по бревнышку да двадцать раз каждую балку примеришь и половничинку, тогда и смотришь за всем в оба глаза…