Вильям Козлов - Время любить

— И ты отказалась?

— А где ты, милый друг, пропадал? — пытливо взглянула ему в глаза Мария.

— Смотрел на Неву… И знаешь, что меня поразило? Белые как снег красавицы чайки плавали в самом дерьме…

— Нашел, на что глазеть, — покачала головой Мария и внимательно посмотрела на него.

— Наверное, к чистому, красивому и грязь не пристает, — сказал Андрей.

Петю Викторова они не нашли и отправились домой пешком. Литейный мост под ногами вздрагивал, когда по нему проносились грузовики, большие часы на башне Финляндского вокзала показывали девять вечера, а небо над Стрелкой Васильевского острова багрово сияло, косые лучи солнца, вырываясь из-за каменных зданий, полосовали широкими лезвиями железные крыши и антенные рогатки. Ослепительно горел крылатый ангел на шпиле Петропавловской крепости. Почти не касаясь воды, со стороны Охты летел длинный изящный катер на подводных крыльях.

Подлаживаясь под шаг жены — Андрей обычно ходил быстро, — он искоса поглядывал на нее. Андрею казалось, что мужчины с интересом смотрят на Марию. Он поймал себя на мысли, что это ему не очень-то нравится. Неужели теперь ржа ревности так и будет разъедать его изнутри? Чем же ее, проклятую, придушить?

— Ты сегодня какой-то странный, — заметила жена.

— На меня сильное впечатление произвел твой портрет, — ответил он. — Петя говорит, что это его лучшая работа.

— Петя — хороший художник, но мой портрет он написал неудачно, — помолчав, сказала Мария.

— Кто знает… — протянул Андрей.

— И все-таки что-то тебя мучает, — проницательно заметила жена. — Многое ты можешь, дорогой, но вот скрывать свои чувства не научился…

— Чем же тебе не нравится портрет?

— Я сама себя не узнаю, — сказала Мария.

— Думаешь, это просто — себя узнать? — сказал Андрей.

Они поговорили о других картинах. Как и Андрею, ей нравились северный цикл и ленинградские акварели. На новой квартире у них было шесть Петиных картин.

Когда Мария испытующе смотрела на него, Андрей старался отвести свой взгляд: он еще не обрел душевного равновесия. Он знал: что бы там ни было, Марию любит и всегда будет любить, а если она сочтет нужным уйти от него, он удерживать не будет, как бы ему ни было тяжело. И если у нее есть еще какая-то личная жизнь, то тут уж ничего не поделаешь. Он, Андрей, не станет мешать ей… В жизни не бывает так, чтобы тебе светило лишь одно безоблачное счастье. В человеческой жизни совершается некий круговорот, неподвластный нашим желаниям и чувствам. Стоит ли все так уж близко принимать к сердцу? Все зависит от той точки зрения, с которой ты смотришь на мир… Если ты любишь человека, значит, ты желаешь ему счастья. Мог бы он, Андрей, ради ее счастья отдать ее другому?.. Впрочем, современных женщин не надо отдавать; когда им нужно, они сами уходят. Современные женщины сами кузнецы своего счастья, им жертвы не нужны…

Уже почти у самого дома Мария вдруг сказала:

— Что это нынешняя весна так действует на мужчин? Сегодня мне признался в любви Гоша Леонидов, наш комсорг. Кстати, он стихи сочиняет и, провожая меня до Дома писателей, всю дорогу свои вирши читал!

— Ну и как?

— Что как?

— Хорошие стихи?

— Ужасные! Сплошная сентиментальщина… Свою любимую..

— Это тебя? — ввернул Андрей.

— …он сравнивает с какой-то птичкой… Вспомнила! С зябликом! А себя — с волнистым попугайчиком!

— Может, он в душе орнитолог.

— Графоман! — воскликнула Мария. — Закончив оду зяблику и влюбленному волнистому попугайчику, он, нахал этакий, так расчувствовался, что взял и поцеловал меня. Я размахнулась…

— На поэта? — ужаснулся Айдрей.

— На графомана, — перебила жена.

— Тем более он достоин снисхождения…

— Я его не ударила, — рассмеялась Мария. — Он и вправду разительно был похож на попугайчика! Волнистого, с распущенными перышками.

Андрей остановился, повернулся к жене и поцеловал ее. Ему захотелось схватить ее на руки и нести до самого дома… Мария права: видимо, нынешняя весна так странно действует на мужчин. И даже на мужей.

Весна в этом году пришла в Ленинград в начале марта. Первыми почувствовали ее приближение утки. Когда февральские морозы с метелями прогнали их из города, ленинградцы долго еще с надеждой смотрели с мостов и набережных на места их зимнего обитания.

Утки теперь, как и голуби, стали привычным явлением в Ленинграде. И вот еще задолго до ледохода снова раздалось кряканье на Фонтанке, Неве, Обводном канале. Со свойственной им медлительностью утки вышагивали по ледяным кромкам пока еще небольших полыней, поглядывали вверх на набережные, откуда им бросали корм. Солнце еще не грело, но к полудню с крыш начинало капать.