Вильям Козлов - Время любить

Поражался он другому. Или уже окончательно отвык от современных женщин, или просто Лариса Васильевна была какой-то особенной, только ее энергия, напор, мужская логика ставили его в тупик. Она без всякого стеснения навязывала ему свое мнение, считала свои оценки творчества того или иного писателя неоспоримыми, раздражалась, если он возражал, не соглашался…

В общем, он настолько от нее устал, что в один прекрасный день, вспомнив, что комету Галлея можно лучше всего увидеть за пределами задымленного города, в одночасье собрался и, предупредив Олю, чтобы никому не говорила, куда он скрылся, сел на поезд и уехал в Андреевку. Только тут он нашел настоящий покой и всего за неделю сумел написать столько, сколько не получалось в Ленинграде за месяц.

С Хлебниковой их отношения далеко не зашли: Казаков всегда опасался активных, решительных женщин с мужскими ухватками, а при ближайшем знакомстве Хлебникова именно такой и оказалась. Кстати, и ее, по-видимому, вполне устраивала только дружба с ним, но с женщинами Вадим Федорович никогда не дружил и считал, что это просто невозможно. Была Вика, которую он считал другом, но что из этого вышло? Трудная, беспокойная любовь их оборвалась. Дружба и любовь — это совсем разные вещи. И пожалуй, объединить одно с другим нельзя, хотя об этом все толкуют: мол, только тогда наступит гармония в отношениях мужчины и женщины, если их свяжет не только любовь, но и дружба…

Дружба с Хлебниковой была односторонней, она почему-то решила, что Казаков, как никто, подходит для нее в этой роли. На правах «друга» она стала с ним бесцеремонной, часто жаловалась на мужа, зато о детях говорила восторженно, была уверена, что обе ее дочери исключительно одаренные… Однажды лишь выразила удивление, что Вадим Федорович не чувствует в ней женщину. Мол, не ухаживает, не делает никаких соблазнительных предложений, а, наоборот, всякий раз неохотно откликается на ее инициативу… Впрочем, тут же заявила, что удивляться-то, в общем, нечего, потому что современные мужчины измельчали, власть в доме взяли в свои руки женщины, да и не только дома… Особенно это заметно в среде молодых людей. Девушки теперь во всем руководят своими кавалерами. Если раньше годами ждали, когда им сделают предложение, теперь сами выбирают себе мужей и тащат в загс. Неужели он, писатель, не чувствует новых веяний двадцатого века?..

Спорить с Хлебниковой было бесполезно — в этом он быстро убедился, — она, как говорится, заводилась с пол-оборота, и остановить ее уже было невозможно. Такой энергии можно было только позавидовать! Если первое время его и влекло к ней как к женщине, то скоро она убила в нем это чувство. Видно, отшельническая жизнь писателя сделала его нелюдимым, он никогда за последние годы так много ни с кем не говорил, как с ней. И даже когда они расставались, еще долго в его ушах звенел ее настырный голос. В черных блестящих глазах он теперь видел не нежность, а ожесточение против всего мужского рода. Лариса Васильевна долго и подробно рассказывала, как она три года любила одного человека, а он и не знал… Признаться, Вадим Федорович в это не поверил. Хлебникова как раз не из тех женщин, которые скрывают свои чувства.

В общем, Лариса Васильевна, не желая того, на практике лишний раз доказала Казакову, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна.

Оля уже узнавала ее по голосу и с улыбкой звала отца к телефону:

— Твоя пассия… требует!

— Не говори «пассия»! — возмущался Казаков. — Противное слово.

— А голос у нее приятный, — поддразнивала дочь. Вадим Федорович со вздохом брал трубку… Лариса Васильевна могла болтать по полчаса и даже больше, остановить ее было невозможно. Перескакивая с одной темы на другую, она длинными очередями выстреливала в него новостями. Трубка липла к уху, он исчертил ручкой уже весь лист настольного календаря, дочь по нескольку раз заглядывала в комнату, намекая, что ей тоже нужно позвонить, а он не мог никак закончить затянувшийся пустой разговор. Он увязал в нем, как муха в меде. Хитрая Хлебникова, чувствуя, что он вот-вот положит трубку, говорила что-либо такое, что вызывало очередной вопрос Вадима Федоровича, и она начинала заливаться соловьем…

Дружба! Мужчину можно к черту послать, а женщину? Не дружба это, а зависимость. Женщина-друг начинает бессовестно подчинять тебя себе, а этого Казаков больше всего на свете не любил. Сам никого себе не подчинял, даже собственных детей, и уж конечно не терпел зависимости от других. Все понимал, смеялся сам над собой, а вот поделать ничего не мог — видно, все же и вправду у современных молодых женщин хватка железная!.. В один прекрасный день он наотрез отказался выступать и, бросив все, умчался в Андреевку.