Вильям Козлов - Время любить

Автобус резко затормозил — кто-то в неположенном месте перебежал дорогу, — их еще теснее прижали друг к другу, круглое лицо с блестящими глазами-вишнями оказалось совсем близко. Полные губы ее раздвинулись в улыбке.

— Куда мы едем? — будто очнувшись ото сна, спросила она, не делая и попытки отстраниться от него.

— На шабаш…

— Ах да, в «Гном», — засмеялась она. — Я там никогда не была.

— Я тоже, — улыбнулся он.

— Почему же туда едем?

— Не знаю, — сказал он.

Он действительно этого не знал. Глубокие черные глаза женщины манили к себе, обещали…

Николай Евгеньевич Луков всегда гордился своим умением быстро печатать на машинке почти всеми пальцами. Ему ничего не стоило за день отстукать двадцать — тридцать страниц. Много лет назад он подрабатывал тем, что брал домой на перепечатку статьи и монографии сослуживцев. Его даже прозвали «машинистка Луков». Все его знакомые писатели, критики печатали двумя пальцами и не больше пяти-десяти страниц в день, он же мог за это время напечатать в несколько раз больше. Конечно, он уже давно не брал печатать чужие рукописи, но все свое, даже письма, всегда печатал сам.

Вот и сейчас его толстые пальцы проворно летали по коричневым клавишам югославской машинки «Юнион». Страница за страницей слетали с каретки и ложились в ровную стопку уже отпечатанных листов. От сотрясения тоненько позванивала бронзовая крышка на хрустальном чернильном приборе. Губы то и дело складывались в довольную улыбку. Она исчезала лишь тогда, когда проскакивала опечатка, — Николай Евгеньевич отодвигал каретку и сильным ударом пальца по клавише исправлял ошибку.

Когда кончилась очередная страница, он вытащил закладку с копиркой — Луков обычно печатал сразу три экземпляра своих статей, всегда может пригодиться, — вставил другую закладку и, откинувшись на спинку потертого кресла, задумался…

Могучий импульс к работе ему придал вчерашний звонок из Ленинграда: Леонид Ефимович Славин сообщил, что книга о Вячеславе Шубине включена в план издания на ближайшие годы. Он, Славин, лично рекомендовал ее издательству.

Луков писал рецензию на новый роман Казакова. Конечно, он его резко раскритиковал, в этой же статье дал высокую оценку творчеству Вячеслава Шубина. Луков извлек из папки свою внутреннюю рецензию на Казакова — вот что значит печатать несколько экземпляров! — прочел ее и решил большой кусок вставить в другую свою статью, подготовленную для журнала Монастырского. С заведующей отделом критики можно было и не договариваться: она полностью доверяла Николаю Евгеньевичу. Пока Казаков никак не реагировал на «укусы» критика. Или не обращал внимания на нападки Лукова, или просто делал вид, что ему наплевать на критику. Такая позиция вполне устраивала Николая Евгеньевича. В конце концов, он уже известный критик, доктор филологических наук.

Вячеслав Шубин снова недавно вынырнул на поверхность, опубликовал новый роман о молодоженах, организовал положительную критику — только Луков напечатал две хвалебные рецензии в московских газетах.

С Шубиным после длительного перерыва у них снова наладились дружеские отношения, опять Луков с женой наезжали к нему на загородную дачу — там бывали Роботов, Алферов, Монастырский, а это и поныне влиятельные люди в Москве… Умница Вячеслав Ильич — тонко повел разговор с ними о приеме в Союз писателей Николая Лукова. Решили, что, как только выйдет первая большая книжка, вернутся к этому вопросу. Так что звонок Славина из Ленинграда очень порадовал Николая Евгеньевича…

Он снова принялся стучать на машинке, заглядывая в чуть пожелтевшие листы старой внутренней рецензии… Если бы Николай Евгеньевич задал себе вопрос, за что он так невзлюбил Вадима Казакова, он бы вряд ли сумел на него честно ответить. Не обрати его внимание в Ялте Зиночка Иванова на этого писателя, он бы, наверное, не удосужился прочесть его книги. А теперь вступал в спор с теми, кому он нравился, пытался навязать свою точку зрения на писателя. Вячеслав Шубин как-то заметил, что Николай Евгеньевич слишком уж резко отзывается о Казакове, и с грубоватой прямотой сказал ему: