Юрий Герт - НА БЕРЕГУ

Оставшись одна - Марк и Александр Наумович отправились к бунам, Мария Евгеньевна - в противоположную сторону - Инесса села, обхватила руками колени, лицо ее было обращено к океану, холодный стеклянный блеск в глазах делал его безжизненным, как у слепых. Она сидела, потому что не могла ни стоять, ни бежать - ноги ослабли, обмякли, не слушались ее, словно из них вынули кости. «Нет, - думала она, - нет, нет, нет.» Но ей вспомнилось, как он посмотрел на нее, уходя. И каким скрыто­возбужденным был весь вечер. Он так хотел, так ждал этого дня, этой встречи, какое-то туманные надежды были у него, возможно, ему верилось - кто-то со стороны придет, подскажет, подтолкнет в направлении, до которого сам не додумался. Отыщется выход. Этого не случилось, наоборот. «Господи, спаси его. - твердила она, твердила не как бессмысленную скороговорку, а вкладывая значение в каждое слово - кажется, впервые в жизни. - Господи, спаси его. Господи.»

«Как я могла не разглядеть этого психопата. - думала Мария Евгеньевна, торопливо, крупно шагая вдоль кромки набегающей на берег воды. - Типичный, законченный психопат. Сконцентрирован на себе, на своей идее-фикс. Живет рефлексиями, себя мучит и всех вокруг. Неумение вести себя адекватно обстоятельствам, вписаться в них - и отсюда вечная враждебность «я» и мира. Надо было не растравлять его душу разговорами, не дразнить, а беседовать о какой-нибудь нейтральной ерунде. Все мы делаемся неврастениками, если пытаемся думать, понять, что с нами произошло, что впереди.»

- Илья-а-а!.. - крикнула она несколько раз, сложив ладони рупором. - Илья-а-а!.. - Голос ее терялся и глохнул среди океанской шири, так ей казалось, хотя кричала она, изо всех сил напрягая связки. На нее смотрели с любопытством те, кто находился поближе, но с места никто не тронулся, океан, огромный и равнодушный, был безответен. Откуда-то взявшаяся тучка наползла на луну, стало темно.

Александр Наумович и Марк добежали до буна, того самого, за которым исчезла фигура Ильи, когда они с Александром Наумовичем расстались.

- Что же делать, Марк? Что можно предпринять?.. - говорил Александр Наумович. - Неужели Илья мог. Но тогда - где же, где он?..

«Не надо было ехать сюда. - металось у него в голове. - И было ведь, было у меня предчувствие. скверное предчувствие. (Никакого предчувствия у Александра Наумовича не было, он вообще не относился к тем людям, кто придает значение каким-либо предчувствиям, но сейчас ему представлялось, что оно было, было.) Не надо было ехать. Не надо было встречаться с Марком. Не надо было делать так, чтобы там, в России, не оказалось места для Ильи. Но откуда же я знал, когда молился на Сахарова, на Солженицына, что все кончится вот этим - этим вечером, этим берегом, этой водой. - Он вдруг увидел перед собой колышущееся в воде тело, рыбешек, проплывающих над ним пугливой стайкой. - Не может быть. Не может быть.» - говорил он себе. Ему показалось вдруг, что все, что было у него позади, было грандиозной ложью, обманом, в котором он сам так глупо и безызвинительно принимал участие.

- Что делать?. - Марк сбросил майку, сбросил свои широкие, как юбка, шорты и остался в белом, плотно сидевшем на его бедрах подобии плавок. - Пойду, взгляну. Вдруг он решил нырнуть, прыгнул сверху и расшиб голову. Так бывает.

Бурно, с плеском, с брызгами, взметнувшимися облаком, кинулся он в воду и поплыл вокруг бетонной, выдвинутой в океан глыбы. Плыл он красиво, сильными, нечастыми гребками бросая тело вперед.

«Абсурд, театр абсурда. - говорил он себе. - Прилететь в Америку, выпить водки и отправиться искать утопленника. Какая связь?..» Дикой, невероятной была мысль, что человек, с которым какой-нибудь час назад он сидел за накрытым столом, разговаривал, чокался, запивая необычайно сочное мясо, запеченное в фольге. Им же, кстати, этим же человеком и запеченное. Что этот человек. Такой большой, неуклюжий, с потерянными, тусклыми глазами. И сам похожий на ребенка. На инфантильного, акселерированного подростка. Что он. Слишком дикой, невозможной была мысль об этом. Хотя отчего же. - Марк обогнул мощный, выпирающий из воды угол буна и нырнул, скользя рукой по его шершавой стенке, на глубине махристой от прилепившихся к ней водорослей. Вода, пронизанная лунным светом, была прозрачной, он ничего не заметил. Хотя отчего же. Марк помнил несколько случаев, один связан был с учителем географии, мягким, добрым человеком, позволявшим ученикам безнаказанно над ним издеваться. Его искали по всему городу, а обнаружили на кладбище, на могиле отца - здесь, в уединении, он выпил приготовленные таблетки, закурил, присел на скамеечку, стоявшую в кустах сирени, развернул газету. Его хоронили всей школой и каждый, Бог знает отчего, в душе считал себя причастным к этой смерти, вдвойне таинственной, загадочной, как это всегда бывает, когда речь идет о самоубийцах.