Юрий Герт - НА БЕРЕГУ

- Я и сейчас так полагаю, - сказал Марк все с той же мягкой улыбкой, от которой у Александра Наумовича где-то пониже затылка и между лопаток дохнуло холодом.

- Как я решилась?.. - говорила Инесса, лежа вполоборота к Марии Евгеньевне. В бледном, сумеречном свете луны ее лицо казалось размытым, утратившим четкие очертания, только глаза блестели на нем так ярко, с такой пронзительной силой, что Марии Евгеньевне, как от резкого света, хотелось временами зажмуриться или стереть слезу. - Так и решилась, в одну ночь. Конечно, мы и до того столько думали-передумали, считали-пересчитывали, что выиграем, что проиграем. Тут как назло вдруг все сошлось: Илью повысили, назначили ведущим инженером проекта, квартиру дали новую в центре города, мне в театре главреж говорит: «Дура, ты же навсегда со сценой простишься, ты же себя потом проклянешь. Ты пойми, это же все равно что заживо в гроб лечь и велеть себя сверху землей присыпать, а потом разровнять, чтобы и следа никакого не осталось. А тут - хочешь, для тебя «Вестсайдскую» поставлю, хочешь - «Щелкунчика», «Болеро», за рубеж на гастроли поедем.» Ну, вот я металась - туда-сюда. А тут - помню, проснулась, темно, и тусклый такой фиолетовый свет на занавесках - от рекламы напротив. И вдруг - словно вспышка какая-то, озаренье: нет, больше не могу! Дышать нечем! Задыхаюсь!.. И еще минута-другая - задохнусь!.. И не нужна мне ни эта ваша квартира, ни «Вестсайдская», ни «Болеро», о котором столько мечтала. Ничего, ничего мне не нужно - от вас!.. Хватит! Не хочу больше ни ходить, ни танцевать на этой земле! Не хочу, чтоб и дети мои по ней ходили!.. Здесь, на этой вот самой земле погромы шли, от них один мой прадедушка, спасая семью, в Америку уехал, а у другого всех вырезали, его самого убили, одного отца моего, малолетку, чудом каким-то соседи спасли. Так потом он землю эту от немцев защищал, а в 53-м его из больницы прогнали - как же, «врачи-отравители», «убийцы в белых халатах»!.. А теперь?.. Перестройка, митинги, со всех сторон только и слышно - демократия, демократия. А в театре за моей спиной шепчутся: «Сионисты всю власть в труппе захватили! Думают, это им Израиль!..» А тут еще «Память», и в «Нашем современнике» статьи такие печатают, во всех грехах и бедах евреев обвиняют.

И вот я лежу в кровати и думаю: да как же это?.. Да что же тут размышлять и взвешивать-высчитывать?.. Вот, думаю, твои предки, темные, необразованные, всю-то свою жизнь прожили, не выезжая из местечка, а, значит, была у них и гордость, и человеческое достоинство. А ты?.. Сколько можно терпеть, чтобы тебе в глаза плевали?..

Бужу Илью, говорю: «Хватит! Ничего не хочу - хочу быть свободной!..» - «Надо подумать.» - «Оставайся, думай, надумаешь - приедешь, а я подаю документы.» Я понимала: ему будет труднее, чем мне, хотя ведь и мне было нелегко - бросить все, главное

сцену. Но в ту ночь что-то изменилось во мне, в какое-то, может, мгновение, которое созревало всю жизнь. Так птенец в яйце - растет-подрастает, пока - кр-рак! - не лопнет скорлупка. И здесь. Я вдруг почувствовала. И квартира, и друзья, у нас их немало, и театр. Что все это - важно. Не то слово. Что все это - моя жизнь, но кроме того - я еще человек. А человек должен, обязан перед самим собой быть свободным. Чего бы это ни стоило.

А поскольку человек свободен, - сказал Александр Наумович, ухватив последние слова Инессы, - то я решил искупаться. - Они втроем уже с полчаса прогуливались вдоль берега - он, Марк и Илья - и теперь подошли к тому месту, где сидели, вернее, лежали на песке Инесса и Мария Евгеньевна. - Было бы непростительно упустить такую возможность.

Александр Наумович, при всей погруженности в историю русского стихосложения и чтение диссидентской литературы, был неутомимо любознательным путешественником, объездил всю страну, от Кижей до Памира и Сахалина, для Марии Евгеньевны не было ничего удивительного в его желании прибавить к своей туристической биографии еще одну заманчивую подробность.

- Только недолго, - сказала она, - и не забудь про свои почки, хорошенько потом разотрись.

- Кстати, - сказала Инесса, - полотенце я тоже взяла, на всякий случай. Мы тут часто купаемся при луне. Илюша, ты с Александром Наумовичем?.. Пойди, окунись, а то комары заели. - На берегу в самом деле было много комаров, и становилось все больше. Но хотя всего лишь «пойди окунись» сказала она, Илья как-то странно, словно сбоку и откуда-то издали посмотрел на нее, отвел глаза, усмехнулся.

- А я останусь, - сказал Марк и растянулся на подстилке.