Владимир Краковский - Какая у вас улыбка!

«Выжимай гири», — сказал я и побежал за фотоаппаратом.

Я сфотографировал его в лучах заходящего солнца. Оно освещало Стасика только с одной стороны, и эта часть тела блестела, а другая находилась в тени и на снимке должна была получиться черная, как чугун. А весь Стасик со своими мышцами должен был выглядеть, как статуя. «Эта фотография будет лучше, чем прошлогодняя, — сказал я Стасику. — У меня растет мастерство».

На следующий день я уволился. Папа, узнав об этом, рассвирепел. «Теперь я понимаю, чего ты добиваешься! — кричал он мне, но так и не объяснил чего. — Теперь я тебя сам устрою работать. Бездельником ты у меня все равно не будешь, не удастся!» И он позвонил директору станкостроительного завода.

Было уже поздно, директор долго не снимал трубку, возможно, он уже спал и ему пришлось вылезать из постели.

«Это Савинов! — закричал ему папа. — Здравствуйте! Извините, что так поздно. Но тут с сыном безотлагательная проблема!». И, прикрыв микрофон ладонью, сказал мне: «Ты у меня больше ни одного дня бездельником не будешь!»

Станкостроительный завод шефствовал над театром, его начальство часто сиживало в директорской ложе и очень уважало папин талант. Папа всех их хорошо знал: и директора, и главного инженера, и разных заместителей.

«Нет, нет! — кричал он. — В лабораторию ни в коем случае. В самый тяжелый цех! На самую неквалифицированную должность! Чтобы он с работы еле домой добирался».

«Да, да, — сказал он потом спокойным голосом. — Премьера откладывается на начало декабря… Конечно, роль сложная… Надеюсь, что получится… Обязательно пригласим вас на генеральную». Директор, видно, любил театр, интересовался его делами, ему было приятно поговорить с ведущим артистом Но папу в этот момент интересовало другое, и он тут же снова закричал: «Только, пожалуйста, никаких скидок! На грубую, тяжелую физическую работу, чтоб он почувствовал, что такое труд! Очень вам буду благодарен!»

«Ничего, — положив трубку, сказал он уже мне. — На этот раз я постараюсь, чтоб ты не улизнул. Погнешь спину! Пусть вся дурь из тебя потом выйдет. Дурь только потом и выходит. Через год-два будешь у меня квалифицированным рабочим. Как и Николай».

«Николай — гений, — сказал я. — А я обыкновенный человек».

«Николай просто трудолюбивый парень, — ответил папа. — И ты у меня будешь трудолюбивый. Я из тебя все соки выжму».

«У Николая все-таки задатки гения», — не согласился я.

Николай — мой ровесник. Он когда-то жил в нашем доме, в той квартире, где теперь живет Стасик, его пол был нашим потолком. Он всегда что-то мастерил и вечно стучал в этот пол-потолок. Я помню его стук с пяти или шести лет. Он перекусывал кусачками все провода в доме, перепиливал ножовкой спинки всех кроватей и стойки лестничных перил. Весь дом стонал оттого, что в нем жил Николай.

Он и теперь иногда заходит к нам в гости, хотя живет в другом районе. Несмотря на молодость, у него уже шестой разряд, и недавно он занял первое место в городском соревновании молодых слесарей. Об этом даже писали в газете. Последний раз он был у нас, когда я работал корректором. «Хорошее дело, — сказал он, узнав, где я работаю. — Только я что-то не помню, чтоб ты этим делом увлекался в детстве». «Разве обязательно нужно увлекаться в детстве?» — возразил я. «Не обязательно, конечно», — согласился он.

Помню, однажды мы целой компанией решили залезть на крышу кинотеатра. Во время сеанса мы пробрались тайком через служебный ход на какую-то лестницу, где было темно, и стали по ней подниматься, но тут из кармана Николая вывалился напильник и со страшным грохотом покатился вниз. На шум отовсюду выбежали люди и поймали нас.

Он всегда носил в карманах напильники, зубила, сверла и другой инструмент, который иногда вываливался, разорвав одежду, и его мама потом зашивала дыры, проклиная увлечение сына. Иногда она даже била его, но он все равно стал слесарем.

И все же я позвонил Майе. Во-первых, нужно было договориться насчет фотографий — как их отдать ей. А во-вторых, я все же хотел узнать, зачем она меня обманула. Нет, я не собирался ревниво допрашивать, куда она с подругой ходила. Я просто хотел сказать: «Не понимаю, зачем понадобилось обманывать? Ведь вы ходили не в кино». И на ее удивленный, испуганный вопрос: «Откуда ты знаешь?» — спокойно, усмехаясь, ответить: «Я вообще знаю все. Обманывать меня — занятие бесполезное».

Одним словом, я позвонил. Три, тридцать шесть, сорок один.