Мириам Бодуэн - Хадасса

— Ты любишь фотографии? — спросила меня Нехама, смакуя колу.

И рядом с нею, сбоку, я вдруг увидела моего ангела в сером платье с ожерельем из искусственных топазов, ровненько висящих вокруг воротничка. Увидела маленькие белые щиколотки и неизменные лаковые туфельки.

— Да, очень люблю, — ответила я рассеянно.

Хадасса болтала с изящной женщиной, склонившей к ней свою хрупкую фигурку, чтобы лучше слышать истории малышки. Узкая черная юбка ниже колен, укороченный жакет, а под ним — блестящий воротник изумрудного цвета. Увидев ее глаза, я узнала их, такие огромные, незабываемые, но не смогла вспомнить, почему они были мне так знакомы. Долго рассматривая ее, я позавидовала красоте женщины, так ярко проявившейся на фоне бирюзового с черным платка, покрывавшего ее волосы.

— Пойдем, мадам, — вмешалась Малка, понимавшая, в чем дело. — Теперь надо выйти отсюда.

Я послушно пошла за ней.

Раввин только что закончил молитву освящения, и верующие стояли, благоговейно склонив головы. Малка, пробираясь между женщинами, знаком позвала меня за собой. Нам передали свечи, и мы держали их, стоя рядом, напротив навеса, образующего бархатный прямоугольник на четырех кольях с резьбой. Под шепот женщин и молитвы мужчин в блестящих лапсердаках появился жених под руку с отцом. На голове его уже не было шляпы, полученной в день бар мицва, он впервые надел штраймл, меховую шапку, которая была вручена ему накануне. Начиная с этого торжества он, как все мужья, будет надевать ее по субботам в честь шабата и каждый праздничный день. После того как они заняли свое место около раввина, пришла очередь Ривки. Толпа повернулась к бальному залу, и невеста, которую поддерживали и вели мать и свекровь, точно вслепую, пошла вперед. Было видно, как нерешительно она шагает, как цепляется за руки женщин, как шествуют за нею подружки, держась каждая за краешек ее платья. Привстав на цыпочки, я наблюдала за всем тем, что могла увидеть, и прежде всего за Ривкой, занявшей место рядом со своим нареченным. Раввин с длинной седой бородой подошел и приподнял ее вуаль — символический жест, напоминающий о тех временах, когда муж впервые видел свою будущую супругу на свадьбе. Опустив вуаль, раввин приступил к чтению ктубы, договора, предусматривающего уважение супругом физической, нравственной, общественной жизни жены, а также неотчуждаемость ее собственности. Закончив чтение, раввин во второй раз приподнял вуаль, после чего муж поставил свою подпись и протянул перо Ривке, чтобы она написала свое имя, а затем фамилию супруга — Цинкович. Наконец Ривка Цинкович нервно протянула ему руку, слушая слова, официально закрепляющие договор: «Видишь, ты мне вручена по Закону Моисея и Израиля».

Брак был узаконен. Толпа стала разбрасывать хлебные зерна, желая плодовитости, и семь благословений были пропеты хазаном. Под звездой Давида, вышитой на навесе, раввин преподнес сначала мужчине, а затем его молодой жене чашу вина, вознося благодарственную молитву: «Возрадуйся, да, возрадуйся этой паре, которая объята любовью, как Ты радовался Твоему первому созданию, когда-то в саду Эдема. Будь благословен, Господь наш, Царь вселенной, сотворивший радость и блаженство, супруга и супругу, веселье и ликование…» Вокруг меня женщины заливались обильными слезами из уважения к трогательному свадебному обычаю, в соответствии с которым гости должны быть готовы смеяться или рыдать. Наблюдая за Хадассой, стоявшей в нескольких метрах рядом с миссис Горовиц и сосавшей большой палец, я подскочила, когда чаша разбилась на тысячу кусочков, ударившись о цемент. Чтобы народ Израиля никогда не забывал о разрушении Второго Храма, новобрачный разбил ее у своих ног. И когда осколки стекла разлетелись, Ривка в сопровождении подруг невесты семь раз обошла новобрачного, что метафорически означало время ожидания между обручением и свадебной ночью. И прежде чем король и королева покинули нас перед своим ужином наедине, с обеих сторон навеса раздались Мазлтов. Женщины расцеловались, обнялись, мужчины сделали то же самое между собой. Среди свечей, праздничных одежд, шапочек, вуалей и драгоценностей я увидела Ривку, которая шла об руку со своим молодым мужем сквозь толпу.

Величественный бальный зал, арендованный матерью новобрачной, украшали резные панели из цельного дерева, хрустальные люстры, широкая ширма разделяла мужчин и женщин. Я сидела у выхода среди гоев, которые пили пенящиеся соки. Отлучившись на минуту от своего стола, Хадасса подошла к нам, держа на руках свою новорожденную сестричку Хану-Лею. Она обратилась ко мне, ко мне одной: «Видишь мою малышку? Ей шесть месяцев». У Хадассы появились материнские жесты, ей удалось приосаниться так, чтобы удержать младшую сестренку на бедре. Тыльной стороной ладони девочка вытерла слюнки на подбородке ребенка, сказав при этом: «Это учительница французского, ты ее знаешь?» Затем Хадасса шепнула на ухо малышке несколько слов, прерванных женщиной с бирюзовым воротником, пришедшей за Ханой-Леей.