Эльмира Нетесова - Заложники любви

— Это взаправду?

— А ты проверь. Подойди и попроси по-хорошему.

— Может не сразу уступит. Но, дня через два или три, убедившись, что не ругаешься, обязательно уважив твою просьбу.

— Не-е, она дура, не поверит,— сказал тихо.

— Ты не только говорить, даже думать грязно перестань. Вот тогда убедишься. У тебя вся жизнь впереди, Входи в нее с чистой душой, без зла. Тогда сам получишь доброе.

— И неправда! Я Ленку не обзывал, просто попросил мячик. Она оттолкнула и наругала.

— Она еще маленькая.

— А мамка говорит, если у мелкого нет ума, то и до смерти его не будет.

— Она не всегда права. Да и сказала во зле, не обижайся и не обижай. Помни, какое дерево посадишь, такое и вырастет. Вот ты эту Ленку обидел?

— Не-ет! Она ж девка! Не стал драться, хотя мяч мог отнять, но не стал. Зачем ее вой слушать. И воспитательница снова в угол поставила бы,— шмыгнул носом Глеб.

— Вот и хорошо! Договорились мы с тобой?

— Да!

— Слово даешь?

— Я попробую, постараюсь! — взял конфеты, какими угостил Лукич, и выскочил в коридор, едва не сбив, с ног Кольку, направлявшегося к коменданту. Мужик был пьян. На его руке моталась сумка. Сам Колька шел к Лукичу, держась за стену.

— Эй! Николай! Ты куда? — остановил вахтер.

— К Егору!

— Зачем?

— Поговорить с ним хочу.

— В таком виде не говорят. Иди к себе в комнату.

— А ты чего возникаешь, гнилой геморрой? Я не к тебе!

— Слушай, Коля, не нарывайся! Рули к себе в комнату! Егор Лукич занят

— Мне «зелень» подселили! Сопляков!

— Ну и что? Это общежитие! Где есть свободные места, туда и поселяют!

— А мне не по кайфу с сопляками!

— Сними себе комнату или квартиру!

— Ты что? Рехнулся? Знаешь, какие «бабки» за это требуют? — покрутил у виска. Хотел пройти к коменданту, но вахтер не пускал:

— Чего прилип бородавкой? Сгинь! — вырывался Николай.

— В чем дело? Что за шум? — вышел Лукич.

— А почему не сказал мне, что Глашка уехать вознамерилась? Ведь я ей почти что мужиком стал. И ты про это знал! Вон, в какой расход она меня ввела! А ты прикрыл ее, промолчал. Может у вас с ней трали-вали были? Покуда я на работе корячился, на харчи зарабатывал, ты подваливал к ней?

— Если б я подвалил, она бы не уехала никуда и тебя не пускала б в комнату. Допер? Ну, а теперь шагай к себе и помни! Человек, прежде чем прийти к бабе, сам должен быть мужиком! А ты до того еще созреть должен.

— По-твоему, я сопляк?

— А кто в постели ссытся? Часа через три так налудишь, что ни на одном катере не поймать.

— Иди, протрезвись, пока больших глупостей не наюродил, за какие краснеть придется,— предупредил Колю Лукич.

— Нет! Меня вот так ни разу не накалывали

бабы!

— Да откуда они брались? С какой сырости? — рассмеялся вахтер.

— Ну, падлы! Доберусь я до вас! —заплакал Колька пьяными слезами и пошел в свою комнату.

— Лукич! Слышишь? На третьем этаже попойка! На бровях мужики стоят! — торопливо спустилась Нина.

— У кого там загул?

— Ой, такое творится, пошли скорее! Там уже веселье вперехлест идет. У Толика Карамышева.

Лукич вошел в комнату под грохочущую музыку и песни:

— Что за праздник? Почему пьянствуете в рабочее время? — нахмурился Егор.

— Лукич! У меня дочка родилась! Моя Маргаритка! Врач поздравила. Все нормально! Вес, четыре с лишним килограмма! И рост пятьдесят пять сантиметров! Завтра ее на дискотеку поведу, а потом в кабак ото-, рвемся. Во, устроили мы с Аленкой облом ее старикам! Они меня на порог не пускали, не хотели в зятья чернорабочего! Принца ждали! Но Аленка меня полюбила и мою дочку родила! Вот так им всем! — расцеловал Егора в обе щеки. И став на руки, кверху ногами, прыгал по комнате озорным мальчишкой.

— Где жить будете? — спросил Лукич.

— Тесть с тещей к себе зовут. Умоляют к ним переехать уже сегодня. А я Аленку уговариваю купить квартиру, чтоб свой угол был. Что ни говори, жить с тещей, все равно, что дружить со снайпером, какой на «мушке» держать будет до гроба. Ну, какая радость от такой доли?

— Толик! На первых порах твоей жене понадобится помощь с дитем! Подумай, не спеши отказываться!

— Лукич! Выпей за мою доченьку! В своей семье я сам разберусь! — налил шампанское.

Титов, пожелав здоровья и счастья ребенку, пригубил из фужера.

— Знаешь, Егор Лукич, может, я и остался бы у стариков на первое время. Но, как вспомню все, не могу! — попросил друзей выключить магнитолу, усадил коменданта, сам сел рядом и заговорил:

— Понимаешь, они у меня Аленку целый год из рук вырывали. Не давали нам встречаться. Особо теща лютовала. Называла черной костью, недоучкой, приматом, сколько грязи на меня вылила и не счесть. Словно хуже, чем я, на всем свете нет! Убеждала Аленку, что недостоин ее. Ну, как же, она врач, а я бригадир монтажников. Со мной даже здороваться паскудно. И самое обидное, меня за то, что родом из деревни, звали лаптем! За человека не считали. Не видя моих родителей, обоих обгадили. Вроде они хуже скотов, из лопухов не вылезают. А знаешь за что? За пятерых детей, каких мамка родила! И, слава Богу! Все живы и здоровы, в люди выбились. Ни за кого не стыдно. Я с детства работал. И никакой работы не стыдился. Хоть сегодня трехкомнатную квартиру куплю. Если чуть не хватит, родня поможет. Но моя, не Аленкина. От них копейкой зависеть не хочу. Пусть мы сермяжные, но своей жене не дам делать аборты. Пусть рожает, всех вырастим. А то уже позвонила Аленке и спрашивает: