Чума в Бедрограде

Действительно, дурацкое имя.

Девочка-то милая, если Попельдопель, конечно, её ни с кем не спутал. Тощенькая, громкая, вечно в каких-то безразмерных свитерах и на тонких ножках — птичка. И с таким огро-о-омным, тяжёлым именем — Брованна!

Только Шухер мог так ошибиться, лох.

Кажется, «лох» вырвалось вслух.

Ну и ладно, ну и вырвалось — у Попельдопеля вообще часто что-нибудь вырывается.

— Андроний… эээ, как ваше отчество? — вкрадчивым тоном начал Дима, вытягивая ноги в (помилуй нас всех) канареечного цвета носках.

— Леонидович, — всё так же подозрительно ответил Шухер.

— Андроний Леонидович, полагаю, нам нужна ваша помощь.

— Ты уверен? — в который раз вклинился покойник Гуанако, изображая глазами страшные фигуры. — Начальство пока разрешения не давало.

— Уверен, — насупился Дима, — Попельдопель и я — это в лучшем случае один целый три десятых медика. Нужен кто-то ещё — и кто, как не Андроний Леонидович? И кто только что говорил, что у нас мало времени?

Шухер явно не понимал возникшего вокруг него ажиотажа. Попельдопель, в общем-то, тоже, но зачем же так явно это демонстрировать!

Папа Каша, Папа Каша, ня-ня-ня.

— П-п-помощь? — подал наконец голос Папа Каша и что только не попятился по стеночке. — А вы, с-собственно, к-кто такой?

На покойника Гуанако он просто предпочёл не смотреть. Патентованный шухеровский метод общения с действительностью: зажмуриться и чтобы её как бы не было. Отсюда и прозвище.

Хотя, конечно, какого ещё прозвища может ожидать носитель звучной фамилии Шухéр.

То ли дело он сам, Попельдопель. Вот у него — правильное, звучное прозвище. Всё потому, что Юр Карлович Поппер долгое время работал по переписке с немецким вирусологом Карлом-Йоханном Доплером, наработал вакцину Поппера-Доплера, вакцина получила мировое признание и диплом (ныне — фундамент пробирочного сруба), а Попельдопель получил новое имя.

Мировое.

Дима тем временем что-то бурно задвигал Шухеру — кажется, прикрываясь его, попельдопелевским, авторитетом. Ну и пусть: сами-то они покойники, им никто ничего не должен, а Шухера надо припахать; и если делается это мировым именем Попельдопеля, то он только рад.

Покойника Диму, в отличие от покойника Гуанако, Попельдопель знал в основном по слухам про драматические истории. Лично они познакомились на Димином третьем курсе, на консультации за два дня до экзамена.

Истфаковского, по истории медицины. Когда-то ноль целых три десятых медика изучали историю и имели склад ума, диаметрально противоположный естественнонаучному (что довольно остро выяснилось на самом экзамене).

А теперь эвон оно как вышло.

Ноль целых три десятых медика тогда ввалились через полчаса после начала консультации, плюхнулись на первую парту (прямо перед преподавательским столом, которую никто никогда не хочет занимать) и выпучили на Попельдопеля глаза, изображая предельное внимание. Выглядел при этом Дима так, как будто только что выбрался из эпицентра небольшого взрыва. Попельдопель тогда степенно изучил его специфический внешний вид и осведомился, кто, собственно, перед ним и чего ему надо, на что получил невозмутимое «студент такой-то, экзамен хочу сдавать». На резонный вопрос о том, где он шлялся весь семестр, студент такой-то внимательно осмотрел маленькую, на двадцать человек аудиторию и доверительно поведал, что он ходил, просто сидел за колонной.

Мысль о том, что этот человек работал в Медкорпусе и даже, кажется, был там на хорошем счету, помогал высококвалифицированному специалисту, внушала страх и — чего греха таить — некоторую радость.

Так им!

Сладкую ностальгию прервала повисшая в кабинете тишина. Видимо, Дима только что закончил какой-то особо прочувствованный монолог. Про эпидемию, про что же ещё.

— Надо обратиться в Ст-т-толицу, известить… — изрёк Шухер и, видать, сам испугался того, что собирался сказать дальше, — известить Медицинскую г-г-гэбню, — и посмотрел эдак, прямо с вызовом. Жуть жуткая, страшное слово «гэбня»!

Попельдопель, кажется, опять пробурчал что-то недовольное вслух.

— Нет, вот этого точно не надо, — мгновенно среагировал Дима, почти подпрыгнул в кресле и схватил следующую сигарету. — Я же объяснил: вирус, который сейчас в Бедрограде, основан на… эээ, родственен степной чуме. Давайте-ка подумаем вместе, какова вероятность того, что Медицинская гэбня вместо спасения всех и вся возжаждет изучить историю болезни целого города? Понаблюдать естественное протекание, рассмотреть связанные с эпидемией социальные изменения? Да дай им волю, они нам и ещё вирусов подкинут.