Чума в Бедрограде

Шапка посмотрел на него с тем сочувствием, за которое особенно больно бьют.

— Младший служащий, ты не понял. Инфекционное заболевание с летальным исходом, которое, к тому же, быстро передаётся и вышло из-под контроля, — это не только проблема «вылечат или не вылечат». Это проблема «узнает кто-нибуд’ или нет». Сколько я работаю — вся Инфекционная Част’ завалена подписками о неразглашении. Ты когда в последний раз слышал слово «эпидемия»?

— Сегодня утром. Один из бедроградских отрядов закрыли на карантин из-за эпидемии ветрянки.

— Вот именно, — кивнул Шапка. — Эпидемия — это отряды, детские болезни, ветрянка, кор’, крапивница. Несерьёзно, нечего боят’ся. А эпидемии смертельных заболеваний существуют только в учебниках по истории. Раньше экономика была хуже, государственная структура, медицина вообще ни к лешему — ни методов упреждения, ни анализа, ни лекарств. А во Всероссийском Соседстве всё иначе устроено, и серьёзных эпидемий не бывает и быт’ не может. Понимаешь? Их отсутствие — не просто достижение науки. Это символ того, как тепер’ в нашей стране хорошо жит’. — Шапка ещё немного почмокал губами: слова по-прежнему давались ему непросто. — Вот скажи, младший служащий, что такое чума?

Чумой в народе называют всякую болезнь, от которой умирают.

— Я всех ваших медицинских дрючек не знаю, — Гошка снова постучал пальцем по пистолету, мобилизуя запасы выдержки и терпения, — но обычно так говорят про любую смертельную болезнь. Кажется, есть настоящая чума, которая в степи, но это никого не ебёт.

— Именно, любую смертельную болезн’. А теперь представ’ себе заголовок в газете: «В Бедрограде эпидемия чумы». Начнётся такая паника, что никакая Бедроградская гэбня не справится. И экономику накроет медным бубном.

Платиновым гондоном, блядь.

— Заголовки газет и паника — не твоего ума дело. И не моего.

— Вот я тебе с самого начала и говорю, что не нам разбират’ся, куда пропал Андрей.

— Справится Бедроградская гэбня. Паника, заголовки — это если кто-то умрёт. Но никто не умрёт, вылечат, — младший служащий Скворцов кашлянул и вспомнил о своём уровне доступа. — Я так думаю. Ты не ответил — лекарство ведь к вирусу прилагается?

— Пятнадцат’ литров. Это столько, сколько Андрей просил — на одно здание с запасом. Если заражение выйдет из-под контроля, этого не хватит. Твоё начальство чем вообще думало? Угробят четверт’ города с такой подготовкой. Коноеды.

Завалил бы уже ебало, а? У тавров два объекта национального онанизма: косы и кони. Так что это Шапка, видимо, так ругается. Видимо, он считает Бедроградскую гэбню в чём-то неправой. Видимо, у него морально-этическое шило в жопе зашевелилось.

Видимо, он совсем охуел.

Заражение одного дома выглядит неестественно; для создания красивой клинической картины чума должна вспыхнуть последовательно в нескольких точках. Под чутким контролем Бедроградской гэбни, чтобы было безопасно. Но на такой проект даже самого безумно влюблённого в свою работу учёного не сподвигнешь, не говоря уж о чокнутых таврах. Так что заказано и вируса, и лекарства действительно мало — но если бы Шапка хоть немного шевелил мозгами за пределами своих формул, ему не составило бы труда догадаться, что и то, и другое можно воспроизвести.

Хотя разве это весело! Весело — оскорблять, ни хера не зная.

— Как будто лекарство без тебя нельзя размножить, — Гошка хмыкнул и язвительно прибавил, — если — если — ситуация выйдет из-под контроля. Если Бедроградской гэбне понадобится, она из твоих образцов и лекарства, и самого вируса наделает столько, сколько понадобится. А то ты прям думаешь, что за пределами Корпуса медицины нет.

Шапка вздыбился.

— Мы так не договаривалис’. Лекарства пуст’ сколько угодно делают, а вируса я Андрею ровно на одно здание продал. Без формулы. Контролируемое заражение служебного здания — это одно, можно, если что, и официально через Медицинскую гэбню оформит’, много смертельного вируса за пределами Медкорпуса — совсем другое. Я в этом участвоват’ не хочу. Вот и продал без формулы — вирус сложный, без неё синтезироват’ нельзя.

Какой любезный Шапка, какой заботливый, оберегает глупую-глупую Бедроградскую гэбню, чтобы она не ввязалась ненароком во что-нибудь опасное! Видимо, полагается сделать реверанс и рассыпаться в благодарностях?

Вместо этого можно вспомнить, что синтез — не единственный способ производства любого вируса, есть ещё батюшка-природа. Что нельзя собрать из деталей в пробирке, тому можно дать развиться естественным образом в организме какого-нибудь недостаточно рьяного младшего служащего. А потом ещё десяти. А потом загадочным образом на руках у Бедроградской гэбни обнаружится много-много крови с искомым вирусом — и всё без формул!