Чума в Бедрограде

В общем, я это всё к чему: помнится, когда-то давно велись какие-то речи про шпионский роман с главной героиней. Шпионские (как и любые другие, прости леший) романы я писать не умею, но базовым навыкам драматургии Охрович и Краснокаменный (о где, о где они теперь?) меня обучили. Дальше списка действующих лиц пока не продвинулся, но, короче, не выпендривайся и радуйся тому, что дают, всё равно никто другой этим заниматься не станет.

На лестнице послышались шаги, и Дима тут же воровато спрятал листы под рубашку. Будучи человеком умным, а также весьма коварным, он засел не в каморке Святотатыча, куда постоянно кто-нибудь вваливался, а в каморке напротив (тем более что там даже имелся стол нормальной высоты). Он не то чтобы стеснялся своего занятия, просто нечего сбивать с полёта эпистолярной мысли.

Шаги потыкались в дверь напротив и позвали Диму по имени.

Он решил пока что сделать вид, что его тут нет.

Действующие лица шпионского романа, название которого я пока не придумал:

Бровь — главная героиня. Юна, свежа, хороша собой, трагически и неожиданно гибнет где-то в первой половине действия, но до самого конца остаётся в сердцах окружающих и вдохновляет их на великие деяния.

Ройш — избранник главной героини. Высок, загадочен, обладает тем неизъяснимым магнетизмом, который в народе называют «и чё она в нём нашла-то». После гибели Брови имел возможность переосмыслить многое в своей жизни и получить закономерное развитие персонажа, но успешно этого избежал, временно заняв завкафское кресло.

Шухер — отец Брови. Сперва поступил не очень хорошо, потом не очень хорошо, потом ещё разок, а потом взял табуретку и помер от слабого сердца.

Регалия Шепелогель — подруга Брови. В действии особо не участвует, но некоторое время о ней почему-то много говорят.

Габриэль Евгеньевич Онегин — бывший заведующий кафедрой истории науки и техники, именитый всероссийский писатель. Умён, утончён, хорош собой, за что был бит, осмеян, заражён чумой и теперь, кажется, долечивается в Медицинском корпусе.

Максим Аркадьевич Молевич — бывший заместитель заведующего кафедрой истории науки и техники, бывший голова Университетской гэбни. Солидный, серьёзный и деловой человек, на котором много чего держалось, а потом ка-а-ак обвалилось! После ряда необдуманных действий посыпал голову (бывшую) пеплом и отправился в добровольную ссылку во всё тот же Медкорпус на исследования. Наверняка это как-то смутно связано с предыдущим действующим лицом.

Охрович и Краснокаменный — бывшие головы Университетской гэбни. Примечательны яркими свитерами, яркими личностями и тем, как быстро и просто переходят от приветствия к насилию. На первый взгляд являются апологетами бессмысленного хаоса, но пытливый читатель (или зритель? Я ещё не определился) заметит, что все их поступки крайне здравы и разумны. Вылетев из Университетской гэбни, с радостным гиканьем унеслись в неизвестном направлении.

Ларий Валерьевич Базальд — голова Университетской гэбни (как ни странно, не бывший). Кажется, единственный человек, который за всю чуму не совершил ни одной ошибки. Поэтому его никто толком и не замечал, какой в нём интерес-то.

Святотатыч — голова Портовой гэбни, мудрый наставник всех и вся, который как бы и ни при чём.

Дима — тот ещё придурок.

Гуанако — не лучше (сколько раз помер, а мозгов не прибавилось).

Александр — младший служащий.

Бедроградская гэбня — главные злодеи. Очень злые.

Новый состав Университетской гэбни

Новый состав Бедроградской гэбни

Портовая гэбня (без нового состава)

Студенты

Аспиранты

Сочувствующие

Ещё чуваки, которых ты всё равно не знаешь

Савьюр как метафора

— Умерших от чумы забыл, — промурлыкал у Димы над ухом Святотатыч. Дима непринуждённо подскочил и подавил желание спрятать листы.

Теперь это уже бессмысленно.

— Они входят в «чуваков, которых она не знает», — буркнул он. — Или в «сочувствующих».

— Или они тоже метафора, — похмыкал Святотатыч не без понимания в голосе, после чего очень деловым тоном прибавил: — Хочешь, чтобы сюжет продолжился, — раздевайся.

И метнул Диме в голову тельняшку.

Крыса Габриэль Евгеньевич глянул в его сторону со сдержанным любопытством.

Многочисленные прихвостни Портовой гэбни теперь нередко посматривали на Диму с любопытством разной степени сдержанности, поскольку в недрах похищенной с бедроградского склада аппаратуры для воспроизведения изображений вполне остались изображения.